«Зачем нам эта Сирия», и стоит ли она жизней россиян. Всё что вам нужно знать о войне в Сирии

«Активные действия российских вооруженных сил в Сирии начались несколько дней назад, но у нас уже достаточно социологической информации для того, чтобы описать, как именно относятся россияне к происходящему» - пишет социолог Денис Волков для Московского центра Карнеги. Левада-центр время от времени обращался к теме сирийского конфликта начиная с 2013 года в рамках программы регулярных опросов общественного мнения; кроме того, на прошлой неделе удалось впроброс обсудить последние события в ходе фокус-групп.

Поддержка войны в деталях

Что касается роли России в сирийском конфликте, то в сентябре, еще до начала операции, опрошенные были согласны в том, что Россия должна оказывать Сирии дипломатическую и гуманитарную поддержку (поддерживают 65% и 55% соответственно, против 20% и 29%). По вопросам поставки вооружений и экономической помощи общественное мнение было расколото пополам. Резко отрицательно россияне относились к введению войск и помощи беженцам. На групповых дискуссиях люди говорили: «Это не наша война!» Кто-то ворчал: «Афганистана нам мало, что ли?» В то же время под «введением войск» люди понимают полномасштабную военную операцию, и большинство участников дискуссий сходилось на том, что «большой войны не будет». Звучало и другое мнение: «Война не нужна, но мы к ней готовы!»

Интересно, что на вопрос о том, есть ли российские войска в Сирии, несколько раз прозвучало знакомое уточнение: «Вы имеете в виду официально?» Сходным образом, неоднократно спрашивая в прошлом году респондентов о том, есть ли российские войска на территории Восточной Украины, мы всякий раз натыкались на глухую стену: «Официально нет!» Тогда этим обсуждение обычно и заканчивалось, добиться большего не удавалось. Сегодня никто не отрицает присутствие российских военных в Сирии – ведь об этом открыто говорят по телевизору – с одной важной оговоркой, которая звучала неоднократно: «Присутствует только ограниченный контингент».

Все предположения о том, что количество российских войск в Сирии может быть увеличено, вызывали довольно агрессивное отторжение. Наблюдая за ходом дискуссии, приходилось ловить себя на мысли, что рассуждения об «ограниченном присутствии» похожи на заклинания войны, попытки убедить себя в том, что дальнейшего втягивания России в конфликт не произойдет. То есть какая-то доля людей подспудно допускает, что правительство может лгать по вопросу масштабов операции. Но открыто практически никто таких опасений не высказывает.

Большинство населения имеет лишь смутное представление о происходящем, ограничиваясь обрывками информации: только 15% следят за развитием событий внимательно, а треть населения не следит вовсе. При этом до активной фазы военных действий около половины опрошенных заявляли, что им неинтересно, какую политику проводит российское руководство в отношении Сирии. Сейчас внимание растет, но это лишь зрительский интерес – никакого особого сочувствия ни к беженцам, ни к жертвам гражданской войны, которая идет на территории страны уже несколько лет, россияне не проявляют.

Если численность российских войск в Сирии не возрастет, то эта война останется для большинства населения виртуальной и не причиняющей беспокойства. Поддержка действий российских военных в Сирии – это скорее рейтинг популярной телевизионной передачи, а не показатель мобилизации российского общества. Заявления о готовности к войне больше отражают представления о мощи российской военной машины и символическом авторитете армии, чем готовность воевать самому. Чем меньше вовлеченность населения, чем меньше потерь, тем выше будет поддержка действий российских военных. Стоит также напомнить, что в конце 2013 года российское общественное мнение выступало против вмешательства России в ситуацию на Украине (тогдашние настроения можно описать следующей формулой: «Денег не давать, войска не посылать!»). Но спустя несколько месяцев россияне поддержали политику Владимира Путина в отношении Украины во многом благодаря умелой игре властей на страхах и заблуждениях населения.

Правильная подача

В целом сегодняшний сирийский конфликт воспринимается в России через призму противостояния с США и защиты пресловутых «геополитических интересов». В глазах большинства, безразличного к бедам сирийцев, это придает решениям российского руководства по Сирии особый смысл. Противостояние с США становится универсальным средством объяснения (и оправдания) действия российской власти на мировой арене: угрозой развертывания баз НАТО в Севастополе объяснялась необходимость присоединения Крыма. На групповых дискуссиях сегодня респонденты говорят, что России ни в коем случае нельзя уходить из Сирии, «иначе туда сразу придут американцы».

События в Сирии в очередной раз демонстрируют, что российское население в целом не способно рационально истолковать происходящее, для этого нет ни ресурсов, ни мотивации. Российские государственные СМИ год за годом объясняют сирийские события исключительно желанием Запада свергнуть верного союзника России. Однобокое освещение событий в Сирии сегодня, на Украине в 2014 году, в Грузии в 2008-м, в Чечне в середине 1990-х привело к тому, что теория глобального заговора «с целью ослабить и унизить Россию» стала универсальным объяснением происходящего.

Противостояние с Америкой – ведущей мировой державой – имеет ценность для россиян и само по себе, так как оно придает большинству ощущение возрождающегося величия страны, которое было утрачено после распада СССР. Поэтому новости о том, что Россия возглавила борьбу с Исламским государством, и критика со стороны Запада будут приносить многим россиянам чувство удовлетворения. Люди не против сотрудничества с западными странами (количественных данных об этом еще нет, но по многим другим вопросам общественное мнение практически всегда было настроено положительно, тем более что сейчас это только подтвердит статус России среди мировых держав). Однако в ходе групповых дискуссий у значительной доли респондентов наблюдались сомнения в том, что такое сотрудничество возможно. Не по нашей вине, а по вине США, которые не заинтересованы в успехе России на Ближнем Востоке. Доходило до того, что звучали версии, что существование Исламского государства выгодно США, значит, и сотрудничать в борьбе с исламистами они не будут.

В заключение стоит сказать несколько слов о возможном влиянии операции российских войск в Сирии на рейтинг президента. Короткая военная кампания может укрепить президентский рейтинг (прежде всего в глазах военных и силовиков), но вряд ли это оправдывает слова некоторых комментаторов, заявляющих, что Владимир Путин начал эту войну для того, чтобы укрепить собственное положение внутри страны. У него не было в этом особой необходимости – рейтинг высокий, а следующие президентские выборы только через три года, и до тех пор много воды утечет.

Правильнее признать, что у операции российских войск в Сирии внешнеполитические цели: вывести Россию из внешнеполитической изоляции, отвести внимание международного сообщества от ситуации на востоке Украины и Крыма, поддержать дружественный режим Асада, возможно, в перспективе продемонстрировать превосходство российской стратегии над американской. Цель российской телевизионной пропаганды заключается, таким образом, в обеспечении поддержки для уже принятых политических решений. Российская власть учитывает общественное мнение не для того, чтобы наилучшим образом удовлетворить общественный запрос, но с тем, чтобы минимизировать издержки своей политики. События в Сирии это вновь подтвердили.

Меня зовут Шади Хусейн аль-Али, я родом из деревни Аль-Хази, в сирийской армии с 2004 года, служил в 48-м полку спецназа. Историю можно начать с ночного боя. Это было возле деревни Халь-Файя, на севере Хамы. Бой был страшный. Ну, в основном, потому, что начался ночью, и наш пост атаковали буквально со всех сторон. Пост наш назывался Жиб Абу-Маруф, небольшая такая высотка. В ночь на 20-е марта 2014-го года нас атаковала «Джабхат ан-Нусра». Стрельба началась в полночь, и сразу стало понятно, что бой будет жестоким. Шел он с небольшими перерывами и уже сильно позже я узнал, что закончился только в 10 утра.

Меня почти сразу же после начала боя ранили в правый бок, а позже – в район поясницы. Мы сначала не поняли, что нас окружили. Командиры часа через три после начала перестрелки запросили «скорую» для раненых, но медики не смогли к нам прорваться. Но и тогда мы еще не оценили, насколько велика беда.

Вскоре ранили еще двоих. Один был ранен легко и мог вести машину. Вот мы втроем и поехали в сторону трассы, чтобы попытаться добраться до ближайшего полевого госпиталя. Ехали быстро, стреляли по нам только в самом начале, потом стрельба прервалась.

Подъехали к деревне Тахибли Имам. Она считалась тылом, и мы полагали, что на посту по-прежнему стоят наши товарищи. Увидели на КПП человеческие фигуры. Фары были выключены, мы помигали через лобовое стекло фонариком, думая, что сейчас ребята помогут нам. А оказалось, что наших оттуда выбили час назад, и на КПП уже стоит «Джабхат ан-Нусра». Навстречу нам выехала «техничка» с установленным на ней пулеметом и перекрыла дорогу. Мы были вынуждены остановиться. На КПП стояли около 10 человек, они окружили машину, начали спрашивать, кто мы, откуда.

Пока нас не начали вынимать из машины, я незаметно достал две ручные гранаты из кармана разгрузки. Решил, что все равно погибну, так хоть заберу с собой двух-трех врагов. Выдернул чеку из первой. А она не взорвалась. И вторая тоже не взорвалась. То ли старые были, то ли со взрывателем было что-то не так. Не взорвались, в общем. Правда, я пытался делать это скрытно, и террористы не заметили…

Ну тут мой товарищ, что впереди сидел, тоже достал гранату и пытался выдернуть чеку. Его руки перехватили, гранату он в действие привести не успел. Нас всех вытянули из автомобиля, и парня, что хотел гранату использовать – порезали прямо там же. Полоснули дважды по горлу ножом. Потом начали со мной разбираться. Обыскали машину, все оттуда вынули, нашли две невзорвавшиеся гранаты. Я вообще алавит, но они не знали, какова моя вера, и сказали мне, что если я суннит – меня закопают прямо здесь. Потому что, с их точки зрения, суннит, воюющий против суннитов, - невозможное явление.

Меня раздели, руки связали за спиной, глаза тоже завязали. Видно было, что я ранен и довольно много крови потерял, но они меня повалили на землю и немного попинали ногами, поиздевались. Помощи, конечно, тоже никакой не оказали. Вместе с оставшимся в живых солдатом погрузили в пикап. Ехали по грунтовкам где-то час, не меньше. По приезду нас сразу закинули в подвал деревенского дома. У меня кровь шла по-прежнему, но им было все равно. Даже перевязать не захотели.

С утра к нам в подвал привели еще двоих парней. Где-то их взяли в плен, не помню. Потом узнали, что тюрьма, в которую нас привезли, называется Сежель аль-Аукаб. Находится на севере Хамы, в деревне Кян-Сафра.

Издеваться над нами начали буквально на следующий день. Никто из них не знал, что с нами делать, и поэтому решили покуражиться. Связывали руки за спиной и подвешивали за кисти на стреле автокрана, чтобы только кончики пальцев ног опирались на землю. Больно было – не передать. Часто терял сознание.

Нас пытались допрашивать, но как-то криво. Все больше о религии. Мол, в кого веришь, понимаешь ли Коран. Через неделю примерно для нас стала очевидна разница между двумя пыточными командами, работавшими с нами. Одни подвешивали за кисти, завязав наши руки за спиной, как я рассказал.

А другие были попроще и предпочитали связывать наши руки спереди, и тогда можно было висеть много дольше, не теряя сознание. Когда просто били, по ходу дела говоря всякое про нашу веру, жен, сестер, - было полегче. Если били без подвешивания, мы с товарищами вечером шутили в камере, что день прошел удачно.

Кормили – когда как, но, в основном, довольно плохо. Куски черствых лепешек, оставшихся от обедов охранников, ну и прочее – по-мелочи. Масло оливковое микроскопическими дозами, иногда специи – «зата». Ну «зата»… Ее у нас едят много где. Сначала лепешку в масло макаешь, потом в смешанные специи эти. Иногда приносили по паре кусков жареной картошки. Это было счастье, - честное слово. Рана моя потихоньку затягивалась, но сильно гноилась. Было больно лежать, потому, что пуля так и осталась внутри.

Через пару недель договорились с одним из товарищей, что убежим. Начали рыть подкоп. Маскировали матрасами и всяким мусором. Но боевики нас почти сразу раскусили. Заметили, что земля с наружной стороны стены начала оседать. Однажды вечером зашли в камеру, где мы вдвоем с товарищем сидели, избили и развели по отдельным комнатам.

После того, как развели по этим маленьким камерам, нас начали буквально каждый день бить. Как бы в назидание. Били даже не ногами, а куском кабеля. По голове, по спине. Особенно сильно лупили перед тем, как принести нам еду.

Несколько месяцев нас почти не привлекали к работам. Только иногда, под надзором, приказывали перенести мешок с мусором или ведро с помоями. Два раза нас заставили почистить спортивную площадку, на которой «Ан-Нусра» пытали и казнили своих противников. Мы полдня смывали и оттирали старые и новые пятна крови, кусочки мяса какие-то собирали. Во второй раз пришлось убрать совсем страшные вещи: кости, большие куски плоти. Они в несколько приемов отрубили кому-то руки, но сначала пальцы и лучевые кости раздробили. Слава богу, на такие работы я вышел всего два раза. Правда, оба раза – за один месяц. Насколько я знаю, казнили там преимущественно суннитов, так как считали их отступниками от веры. Суннит против суннита воевать, по их мнению, не может.

Со мной обращались не очень хорошо, конечно. Не покалечили и не убили только потому, что эмир, контролировавший деревню, планировал обменять меня на пленных бандитов. Как именно звали этого эмира, я не знаю, но все называли его Абу Юсеф. Но меня все равно били. Приказывали не поднимать лица на бьющего, не смотреть в его сторону. Боялись, скорее всего, что я запомню их лица, и если эмир будет меня допрашивать, укажу ему на них. Иногда просто завязывали мне глаза.

Где-то через три месяца нас передали группировке «Ахрар аш-Шам». «Ан-Нусра» в тот момент практически потеряла связь с сирийскими властями, их окончательно признали террористами, и в переговоры принципиально не вступали. А у «Аш-Шама» были и связные, и каналы для обмена пленными. Меня перебросили в деревню Икарда, на юге провинции Алеппо. До войны там была огромная лаборатория и опытные поля для сельскохозяйственных исследований. Весь этот комплекс «Аш-Шам» переоборудовал в тюрьму. Меня снова посадили в одиночную камеру. На этом участке боевиками командовал Абу-Мухаммад Шихауи. Сам он родом из деревни Ашиха, в Хаме. Он меня допросил, и приказал позвонить моему брату, чтобы он договорился об обмене. До брата я тогда дозвониться не смог.

В общей сложности я просидел в Икарда один месяц и двадцать дней. Рана продолжала гноиться, хотя общее состояние стало получше. Однажды ко мне, когда я подметал двор, подошел один из боевиков и прямо сказал: «Я тебя знаю. Ты алавит из Хомса». Я спросил, откуда он меня знает. Он сначала долго смеялся, а потом сказал, что вместе с товарищами штурмовал наш пост, а потом видел меня в тюрьме Сежель аль-Аукаб. Спросил, как рана… Я ему показал. Он только языком поцокал, сказал, что надо лечить. Попросил никому не рассказывать о нашем разговоре. Пришел в тот же вечер в камеру, якобы для того, чтобы вести допрос. Осмотрел рану, смешал муку с водой и какими-то специями, скатал шарик. Потом очистил рану, затолкал туда этот ком и сказал, что будет приходить регулярно.

Почему он мне помогал, - не знаю. Но, мне показалось, у него были какие-то свои убеждения. Рану очищал почти каждый вечер, а где-то через неделю пассатижами просто взял и вытащил пулю. Потом даже принес антибиотиков и ваты. Помог мне очень, хотя еще три месяца назад стрелял в меня и вообще был, конечно же, самым настоящим террористом. Потом он куда-то пропал. Уехал, видимо. Или погиб....

Через месяц после приезда меня перевели в камеру, где уже сидел один пленный – тоже сирийский солдат. Мы с ним в первый же день договорились убежать. Долго готовились, и во время вечерней прогулки, пока охрана смотрела телевизор, - перелезли через забор. Не успели отбежать даже 50 метров, и услышали, как один охранник орет на другого. Мы, конечно, решили, что они заметили наше отсутствие. В итоге, быстро посоветовались и пошли в разные стороны.

Я шагал всю ночь. Думал, что иду на север, в сторону Алеппо. А когда начало светать, то понял, что неправильно определили направление и почти 9 часов подряд шел на восток. Повернул на север. Очень хотелось пить, и я чудом нашел на краю поля колодец. Очень глубокий, почти пересохший. Там была лестница внутри – длинная-длинная. Тогда мне показалось, что там глубины – метров 50, а то и больше. В общем, очень глубокий. Напился этой грязной воды. Потом поднялся, долго искал в поле какую-нибудь тару, чтобы захватить воды с собой, но ничего не нашел.

Пошел дальше, и часов через пять дошел до деревни Зитан. Это было в июле, стояла жара, я почти двое суток ничего не ел. По нормальным дорогам идти я, конечно, не мог. Шел по тропинкам вдоль полей, по грунтовым дорогам в обход деревень, по дну арыков. На мне была та же одежда, в которой меня брали в плен в марте. Теплая куртка. Все, разумеется, очень грязное. Да и сам я выглядел не очень привлекательно. Длинные свалявшиеся волосы, такая же борода.

К вечеру совсем потерял силы, не мог больше идти. Очень много крови потерял по пути, потому что рана открылась. В итоге дошел до какого-то огорода на окраине села и упал. Долго лежал, пока меня не окликнул какой-то человек. Это, помню, было в первый день Рамадана. Человек спросил кто я, я ему ничего не ответил. Он сказал, что поможет мне, подогнал машину, посадил меня в нее и повез в деревню. В деревне сдал меня на руки боевикам. Это была группировка «Соколы Шама». После допроса они отвезли меня в село Млтеф. Там находится тюрьма Аль-Балута. Дней через десять меня отвели к местному амиру. Я почти не мог ходить, не мог есть, и просто хотел, чтобы меня, наконец, убили. По просьбе эмира я рассказал ему всю историю от первой до последней буквы и попросил меня прикончить.

Эмир сказал, чтобы я молчал и больше никому не рассказывал свою историю. «Мол, если узнают о том, как ты бежал от «Ан-Нусры» и «Аш-Шама», то эти бандиты приедут за тобой и отрежут тебе голову». Говорит: «Запомни мое лицо, и только со мной разговаривай на эти темы! Если они придут, придется с ними воевать из-за тебя. Это ни нам, ни тебе не нужно. Молчи и все!».

В этой тюрьме я пробыл, в общей сложности, один год и семь месяцев. Все вокруг думали, что я из ДАИШ. «Соколы Шама» когда-то входили в «Ахрар аш-Шам», а потом отделились. Они все время воевали и с правительством, и с «Исламским государством» (запрещено в РФ, - прим. ред.), а я, со своими длинными волосами и бородой выглядел как настоящий «воин Аллаха». Потом нас ненадолго перевели в центральную тюрьму Идлиба. Тюрьму тоже контролировали эти «Соколы».

Раз в три-четыре недели в тюрьму приходил местный судья, назначенный группировкой. Я как-то раз немного поговорил с ним, и сказал, что не хочу возвращаться к семье, а хочу остаться и воевать вместе с «Соколами Шама». Соврал, конечно. Мы с ним потом несколько раз долго беседовали. Можно даже сказать, начали испытывать друг к другу некоторую симпатию.

Судья вместе со мной ездил к эмиру, просил его помиловать меня. В итоге, где-то через месяц таких разговоров меня снова вызвал эмир и сказал: «Шади, мы решили тебя отпустить. Возвращайся назад к семье! Передай им привет!» Все было уж как-то слишком просто. Я сразу понял, что меня проверяют, пытаются спровоцировать. Я начал убеждать эмира в том, что домой возвращаться не хочу, и единственное мое желание – воевать вместе с ними против ДАИШ. Нарассказывал им разных сказок. Начал их убеждать в том, что мне некуда возвращаться. Сказал, что родители от меня, вероятно, отказались. Если бы мои родители хотели, чтобы я вернулся, они бы давно поменяли меня на кого-нибудь. Мои родители, кстати, вообще до недавнего времени были уверены, что я пропал без вести и, скорее всего, погиб.

Было несколько таких встреч, и через некоторое время эмир приказал выпустить меня из тюрьмы. Мне сказали, что я теперь буду работать в одном из управлений отряда кем-то вроде секретаря. Эмир сразу предупредил, что если я захочу куда-либо отлучиться или пойти, то сначала должен получить его разрешение. И общаться мне, по большому счету, разрешалось только с эмиром. Ко мне несколько раз, явно по приказу эмира, приходили боевики, и как бы невзначай предлагали проехаться или прогуляться в ту или иную деревню. Я каждый раз отказывался. Я вообще решил, что если и покину это место, то только один раз: чтобы добраться до своих или погибнуть.

Мне, конечно, не доверяли. Дали «рабочее» место в самой дальней от входа в здание комнате, на втором этаже. Об оружии даже речи не шло. Собственно, работы никакой не было. Иногда носил какие-то бумаги из кабинета в кабинет, находясь под постоянным присмотром. А большую часть времени просто сидел за столом.

Тут надо сказать, что пока я сидел в идлибской тюрьме, познакомился с мужчиной, и в разговоре, узнав, кто я такой, он поведал мне по-секрету, что до плена работал на «Мухабарат» (сирийская Служба безопасности – прим. авт.). В тюрьме было правило: если заключенный выучивает наизусть 20 страниц Корана, то срок его заключения сокращается на месяц. У этого «безопасника» срок был – полтора года. И он выучил больше ста двадцати страниц. Читал наизусть, с выражением. В итоге, вышел через год и пять дней. У товарища большинство родственников имели прямые связи с «Джабхат ан-Нусра», и он был практически на 100% был уверен, что боевиков навели на него именно родные. Поэтому он старался сделать так, чтобы родственники не узнали о его досрочном освобождении. На прощание он мне оставил свой номер на пачке сигарет.

После выхода из тюрьмы он сумел добраться до Тартуса, а оттуда сразу же связался с одним депутатом, работающим в комитете по примирению. Депутат сразу все понял и дал ему контакты своего племянника, занимающегося примерно той же работой, только под прикрытием и на вражеской территории. Вот только у меня этих контактов не было, конечно же.

В один из вечеров, уже после того, как я начал «работать», эмир позвал меня и сказал, чтобы я связался со своей женой и пригласил ее вместе с детьми жить на базе. Я сразу начал планировать очередной побег.

За неделю дней до побега я пробрался в комнату к одному из боевиков, живших в том же здании, и пока он спал, взял со столика его смартфон. Позвонить возможности не было (меня могли услышать), и я решил отправить несколько сообщений своим близким в Viber и WhatsApp. Ну, тем, чьи номера я еще помнил. Первым дело написал своему старшему брату. Он служит у полковника Сухейля – в батальоне «Тигров». На мои сообщения, пришедшие с незнакомого номера, никто не ответил. Жена тоже не отреагировала. Я вспомнил номер своего младшего брата и написал ему в Viber: «Я твой старший брат Шади Хусейн. Я буду тебе писать с этого номера, но если тебе внезапно позвонят с него, то ни в коем случае не бери трубку и не пиши сообщений. Иначе меня убьют». Потом тихо вернул телефон на место, стерев все сообщения.

На следующий день таким же образом я связался со своим дядькой. Написал ему: «Если вдруг я тебе позвоню и начну просить отправить моих жену и детей в Идлиб, то разозлись и скажи, что ты меня не знаешь. Скажи, что я тебе больше не племянник, и никаких отношений со мной вы больше не поддерживаете!». Тем же вечером удалось позвонить жене. На базе почти никого не было. Быстро объяснил ей положение дел и попросил о том же, о чем ранее просил дядю. Она все поняла.

Правда, все эти разговоры с родными оказались не нужны. Эмир меня в следующие несколько дней не тревожил.

За пару дней до побега сумел выпросить смартфон у одного из охранников тюрьмы, с которым часто пересекался на территории базы. Сказал: «Друг, мне скучно, а у тебя там игр много, дай поиграю во что-нибудь». Ну, он и отдал мне на часок свой смартфон. Я сразу же забился в самый дальний угол базы и набрал телефон своего старшего брата.

Дозвонился раза с пятого. Говорю: «Я там-то и там-то, в плену! Собираюсь бежать! У тебя есть кто-нибудь в этой местности, кто сможет меня встретить или приютить по дороге, провести через посты?». Брат сначала обалдел. Он-то думал, что меня уже год с лишним нет в живых. Потом подумал, и сказал, что таких контактов у него нет. Тогда я продиктовал ему номер «мухабаратчика» с сигаретной пачки и попросил срочно ему позвонить.

Все дальнейшие разговоры длились не больше десяти минут. Брат поговорил с сотрудником СБ, тот дал ему телефон депутата, депутат связал моего брата со своим племянником, работавшим на территории боевиков. Такая длинная цепочка получилась. Племянник депутата сказал, что постарается мне помочь. Назвал мне район и населенный пункт, куда мне нужно приехать. Там меня должен ждать шейх Халид. Он поможет мне добраться до своих.

Ну и я решил, что ждать больше нельзя. Думал убежать ночью. Прямо перед входом в здание один из бандитов постоянно парковал свой мотоцикл. Ключ из гнезда зажигания не вынимал. Я решил мотоцикл угнать. Ночью бежать не получилось. Боевики сидели перед воротами большой компанией, смотрели телевизор, потом просто пили чай, беседовали. Разошлись ближе к 10.00 утра. Потом на базу ненадолго заехал эмир с охраной. Позвал меня, сказал, что сейчас должен снова уехать. Вернуться обещал ближе к вечеру и попросил при нем позвонить моей жене и пригласить ее на базу. И сразу же уехал. А охрана базы, которая за мной приглядывала, почему-то решила, что я поехал вместе с эмиром, и трое охранников пошли в столовую. Я сразу забежал в основное здание базы, нашел случайно пару мобильных телефонов. Вынул из них аккумуляторы. Спустился вниз, тихо сломал роутер и стационарный телефон, перерезал все провода.

Мотоцикл тихо подкатил к воротам, завел и уехал. Возле деревни Бейнин, стоящей возле трассы, есть блокпост «Джабхат ан-Нусры». Меня приняли за своего. Я перед побегом переоделся в чистую одежду, подбрил усы. На блокпосту они увидели меня на мотоцикле, с длинными волосами, большой бородой, без усов. Выглядел я прямо как они. Они меня вообще приняли за важную персону. ...

Спросили: «Откуда вы, шейх?» Я ответил: «Я ваш брат, из «Джабхат ан-Нусра!»». И они меня пропустили без вопросов, даже удачи пожелали. На следующем блокпосту уже стояли «Файлах аль-Шам». Спросили, откуда я еду. Я без раздумий ответил, что с предыдущего блокпоста «Ан-Нусры», где сегодня дежурю. Снова мне пожелали удачи и пропустили. В общем, я проехал без проблем через 7 блокпостов. Остановили только на трех, а четыре я проскочил без остановок, просто рукой им помахал.

Потом проезжал по дороге через город Мааррет-эн-Нууман. Там тоже все прошло гладко. Доехал до шейха Халида. После того, как объяснил, откуда я, и с кем надо связаться, подарил ему мотоцикл, на котором приехал. Шейх меня посадил в машину и привез к племяннику депутата. Племянник тут же позвонил своему дяде, а тот распорядился отвезти меня туда, куда я захочу. Мне дали какой-то поддельный паспорт с чьим-то бородатым лицом на фото, и сказали, что если по пути кто-нибудь попросит меня показать документы, то я должен без разговоров протянуть этот паспорт. В паспорте было написано, что меня зовут Мохаммад, и я быстро выучил все данные наизусть.

Ну а на блокпосту мои документы проверил офицер и сказал: «На фото – не ты!» Я, конечно, сразу сознался, что это действительно не я и рассказал ему всю историю, примерно так же, как я ее сейчас вам рассказываю. Потом дал телефон депутата, телефон своего старшего брата. Депутат позвонил шейху Ахмеду Мубараку, - это тот, что перемирие недавно подписывал.

Он подтвердил сирийским властям мою историю, потому что уже раньше слышал о ней от депутата. Ну а потом я по дороге в Алеппо пересекся с сотрудниками «Мухабарата», и они попросили меня написать подробную объяснительную записку со всеми деталями моих приключений. Ну и вот я дома. Уже почти две недели. Немного подлечусь – и в бой....

Бейрут. — Серия таинственных атак на главную военную базу России в Сирии, включая ту, что была проведена роем миниатюрных беспилотников с оружием на борту, продемонстрировала уязвимость России в этой стране вопреки заявлениям о победе, которые делает в последнее время президент Владимир Путин.

Эти атаки также вызвали множество вопросов о том, кто несет ответственность за этот самый серьезный военный вызов России в Сирии в момент, когда Москва стремится сократить свое присутствие в этой стране.

В ходе последней и самой необычной атаки более десятка вооруженных дронов прилетели из неизвестной точки на крупную российскую авиабазу Хмеймим в северо-западной провинции Латакия, ставшую командным центром военной операции России в Сирии, а также на военно-морскую базу в Тартусе.

Россия заявила, что сбила семь из 13 беспилотников, а остальные шесть благополучно посадила на землю при помощи мер радиоэлектронного противодействия. По ее словам, серьезного ущерба базы не понесли.

Однако менее чем за неделю до этой атаки данная авиабаза была обстреляна из минометов, в результате чего погибли два российских военнослужащих. Похоже, что обстрел все же нанес некоторый ущерб российской военной технике.

Российское Министерство обороны опровергло сообщение газеты «Коммерсант» о том, что в результате минометного обстрела из строя было выведено семь боевых самолетов, в том числе два самых современных истребителя Су-35 и четыре штурмовика Су-24. Если данная информация соответствует действительности, то это самые крупные потери в составе российских ВВС за несколько десятилетий. Один российский журналист разместил в сети фотографии, свидетельствующие о том, что как минимум несколько самолетов пострадали.

В совокупности атака дронов и минометный обстрел представляют собой хорошо скоординированное нападение на российский штаб в Сирии, которое является самым серьезным с момента начала военной интервенции в сентябре 2015 года. В ходе этой операции русским в целом удалось укрепить режим президента Башара аль-Асада, стремящегося подавить длящееся уже семь лет восстание против его власти. Российские средства массовой информации также сообщили о двух менее значительных атаках беспилотников на позиции русских в Хомсе и Латакии, а также еще об одном обстреле базы Хмеймим. Все это произошло за две прошедшие недели.

Контекст

Удар по престижу России

В Сирии все стороны пляшут под дудку России

«Они думали, что база надежно защищена, но теперь она кажется уязвимой», — сказал он. По словам Сучкова, в Москве сегодня задают множество вопросов, и главные среди них: в достаточной ли степени российские военные обеспечили безопасность своей базы, и не упустили ли они из виду приобретение противником новой боевой техники.

Эти атаки также вызывают вопросы по поводу прочности российских успехов и достижений в Сирии, говорит Дженнифер Кафарелла (Jennifer Cafarella) из вашингтонского Института изучения войны. В декабре Путин побывал на базе Хмеймим и заявил, что Россия начнет сокращать свое военное присутствие в Сирии, потому что война там по сути дела подошла к концу.

События последних дней показали, что «те силы, которые провели эти атаки, по-прежнему способны проникать на территорию, контролируемую правительственными войсками, и наносить урон русским», сказала она. «Те победы, которые одержал режим, недостаточно прочны, и велика опасность того, что они могут оказаться временными».

Пожалуй, самый важный вопрос заключается в том, кто несет ответственность за эти нападения. Особенность атак заключается в том, что никто не претендует на их авторство, из-за чего в российских и сирийских СМИ появилось множество предположений и догадок о том, кто мог их осуществить.

Во вторник российское Министерство обороны сделало попытку обвинить США в поставке техники для проведения атак беспилотников. Оно заявило, что для осуществления такого нападения требуются серьезные экспертные знания и технологии, которыми не обладают сирийские вооруженные группировки. Усугубляя подозрения, министерство на своей страничке в Фейсбуке выступило с заявлением о том, что во время атаки дронов высоко в небе над этой территорией находился американский самолет-разведчик «Посейдон».

Официальный представитель Пентагона Эрик Пахон (Eric Pahon) назвал это заявление «абсолютно ложным». «Исламское государство» (запрещено в России — прим. перев. ) часто использует беспилотники с оружием против возглавляемой США коалиции на востоке Сирии и в Ираке, не нанося ей «значительного ущерба», отметил он, добавив, что маленькие дроны повсеместно находятся в продаже.

Однако ближайшие позиции «Исламского государства» находятся в сотнях километрах от западной провинции Латакия, где расположена база Хмеймим, и в силу этого ИГИЛ вряд ли мог организовать данные нападения.

Более того, основная часть дронов, применяемых ИГИЛ против американских союзников, имеет дальность не более одного-двух километров, о чем свидетельствуют аналитические выкладки консалтинговой компании по военным вопросам «Ай-Эйч-Эс Маркит» (IHS Markit). В заявлении российского Министерства обороны отмечается, что беспилотники, использованные в нападении на Хмеймим, пролетели от 50 до 100 километров, а это свидетельствует о том, что они намного мощнее и современнее техники исламистов. В связи с этим круг подозреваемых значительно расширяется, отмечают аналитики «Ай-Эйч-Эс Маркит».

По словам Сучкова, наиболее вероятно, что атаки могла осуществить одна из многочисленных оппозиционных группировок, действующих в Сирии. Но насколько известно, ни одна из повстанческих группировок не действует в пределах досягаемости минометного огня до базы. Кроме того, все они неизменно берут на себя ответственность за проведенные операции. «Если бы это была оппозиция, она давно бы выложила все в онлайне и начала хвастаться этим», — сказал Сучков.

Среди многочисленных теорий, получивших широкое распространение, есть еще одна. Согласно ей, ответственность за нападение несут алавиты из религиозной общины Асада. База Хмеймим находится на территории, где проживают преимущественно алавиты. А недавно в сети появилось заявление, сделанное от имени таинственной группировки под названием Движение свободных алавитов. Это движение предупредило поддерживающих сирийский режим алавитов, что проведенные атаки доказывают слабость власти Асада. Однако в заявлении нет четкого указания на то, кто осуществил нападения. Некоторые представители алавитской оппозиции считают, что это движение на самом деле не существует, и предполагают, что иностранные спецслужбы пытаются создать впечатление междоусобной борьбы в рядах сторонников режима.

В оппозиционных сирийских СМИ также звучат утверждения о том, что нападение могли осуществить воюющие на стороне режима и пользующиеся иранской поддержкой военизированные формирования, которые разместились на позициях на подконтрольной режиму территории в горах неподалеку от авиабазы. Согласно этой теории, Иран хочет сорвать российские усилия по мирному урегулированию в Сирии, поскольку это противоречит его интересам.

«Теорий существует великое множество, — сказал Сучков. — Но в данный момент это остается загадкой».

Статья подготовлена при участии Сьюзан Хайдамус (Suzan Haidamous), Луизы Лавлак (Louisa Loveluck), Хибы Хабиб (Heba Habib) и Закарии Закария (Zakaria Zakaria).

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

Около половины россиян считают, что Россия должна завершить военную операцию в Сирии. За ее продолжение высказались менее трети участников опроса (30%), проведенного социологами "Левада-центра". Еще 22% респондентов затруднились с ответом на этот вопрос. По данным аналогичного опроса Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ), в апреле продолжение российской военной операции в Сирии поддерживали 53% россиян.

Россия вступила в военную операцию в Сирии 30 сентября 2015 года. Ее официальная цель – борьба с терроризмом. С начала 2017 года, по данным агентства Reuters , в Сирии погибли не менее сорока российских военнослужащих и частных военных специалистов. В марте 2016 года президент России Владимир Путин заявил, что российская военная операция в Сирии обошлась примерно в 33 миллиарда рублей. По подсчетам партии "Яблоко", они могут составлять от 108 до 140 миллиардов рублей.

Reuters отмечает, что среди погибших – 21 боец так называемых "частных военных компаний" , 17 кадровых военнослужащих и два россиянина, статус которых не установлен. Потери за этот год, таким образом, значительно выросли по сравнению с предыдущими 15 месяцами военной кампании в Сирии, когда погибло как минимум 36 граждан России, пишет агентство. Авторы публикации подчеркивают, что командиры воюющих в Сирии подразделений требуют от семей погибших хранить молчание. По официальным данным, в 2017 году погибло только 10 российских военных. Расхождения в цифрах Reuters объясняет отказом России признавать участие в боевых действиях сотрудников частных военных компаний, а также грядущими президентскими выборами, на фоне которых вопрос потерь является "чувствительным".

Результаты опроса, согласно которым россиян все меньше волнует война в Сирии и российские потери в этой стране, комментирует директор "Левада-Центра" Лев Гудков .

No media source currently available

0:00 0:08:13 0:00

– Когда наметилась тенденция снижения поддержки военной операции российских войск в Сирии?

– С острой фазы, с ноября 2015-января 2016 года, примерно в этот период. Когда стало ясно, что никаких радикальных изменений не будет и сама кампания будет продолжаться примерно в таком духе, большинство людей, которые были крайне обеспокоены на момент начала этой операции, начали терять интерес к этому и уходить в сторону. Отчасти это связано еще и с сокращением интенсивности телевизионной пропаганды, потому что за три года ежемесячное число сообщений о Сирии упало в три с половиной раза. Продолжает следить за этим в основном провинциальная бюрократия, люди более старшего возраста и проимперски настроенные люди, для которых геополитическая проблематика важна как некоторая новая идеология в России. И, напротив, теряют интерес и, скорее, боятся, что это превратится в новый Афганистан, те, кого можно назвать "социально слабыми группами", то есть люди с более низкими доходами, пожилые, помнящие о том, чем закончилась афганская эпопея.

– Но все-таки количество войск, которые были введены в Афганистан, было несравнимо большим по сравнению с сирийской кампанией. Как часто встречается это сравнение с Афганистаном в ходе опросов?

– Достаточно часто. Поначалу, когда только началась операция, 46% считали, что именно так будут развиваться события в Сирии, по афганскому сценарию, и только 38% считали это невозможным. Сейчас соотношение обратное: 32% по-прежнему считают, что, так или иначе, закончится именно этим, но абсолютное большинство, больше половины уверены, что это маловероятно или даже совсем исключено. Пример Афганистана, травма афганской войны сильна и очень глубоко сидит в памяти людей. Единственные, для кого это менее значимо, – это молодежь, которая вообще мало что знает о советском времени, поскольку был очень существенный разрыв между советским прошлым и путинской молодежью. Они за этим не следят, для них это незначимая аналогия. А для большей части, конечно, конец афганской войны и конец советской империи – это такой был парадигмальный процесс.

– Чего больше боятся люди: что Россия надолго увязнет в Сирии, потратит огромное количество средств на то, чтобы поддерживать эту операцию, или что Россия будет нести людские потери? Там, конечно, потери есть, но они пока несравнимы с теми потерями, которые Советский Союз нес в Афганистане.

– Нет, о потерях люди очень мало знают, поскольку о них практически ничего не сообщается по федеральному телевидению, а это главные каналы информирования. Люди не понимают самого смысла, зачем нужно было лезть туда. Это далеко от России, и те версии, которые предлагают Кремль и официальная пропаганда, выглядят для массового зрителя не слишком убедительными. Борьба с терроризмом – это не очень понятно, потому что где Сирия, и где Россия? Отстаивание каких-то интересов российских компаний – это по частоте второй вариант ответа, который давали россияне для объяснения этого, это слишком абстрактно и не касается их повседневных жизненных проблем. Из общего контекста выстраивается линия конфронтации с США. И это людей действительно беспокоит очень серьезно, поскольку они понимают, что Россия вошла в клинч, в очень глубокую и длительную конфронтацию с Западом, которая может окончиться и Третьей мировой войной. Сейчас немножко страх перед этим ослаб, но он никуда не ушел, просто интенсивность этого снизилась, но страх сидит глубоко, люди этого боятся. Поэтому Сирия здесь в ряду тех конфликтов, в которые оказалась втянута Россия по воле ее руководства.

– Когда только были введены российские войска в Сирию, эта операция имела большую поддержку. И пропаганда тогда работала на полную мощность, но это воспринималось как то, что Путин показал мощь России Западу, поддержав режим Башара Асада. Вообще казалось, что вся эта операция будет для России бескровной, что самолеты будут бомбить позиции ИГИЛ, будут вестись обстрелы с кораблей. Все это уже улетучилось?

– Я думаю, что это продолжает действовать, потому что характер подачи информации о военных действиях в Сирии остался прежним. И это в основном "барабанная дробь" о силе русского оружия, о победоносных действиях российской авиации. Главное – убеждать людей в том, что это только воздушные операции, наземных действий и потерь нет, соответственно, беспокоиться не о чем. Тут еще важен "гуманитарный" момент. Когда показывают раздачу продовольствия женщинам и детям с грузовиков, на которых написано "Гуманитарная помощь России", это дает моральное удовлетворение населению. Это важный момент подтверждения российской самоидентичности. Россия в глазах пропаганды и населения никогда не выступает агрессором, она всегда жертва чужой воли, чужих злокозненных интриг и провокаций.

​– Мы говорим больше о пропаганде, но вернемся к потерям, которые, по официальным данным, в этом году составляют 17 человек, по неофициальным ​– 40. Волнуют ли они по-настоящему россиян?

– Нет, в наших опросах это почти не всплывает, никаких следов беспокойства о численности погибших в общем нет. Но опять-таки это эффект подачи информации. Если и проходит какая-то информация, это два, три человека, погибших от рук террористов. Как бы случайные потери. На фоне гораздо большего числа жертв катастроф или несчастных случаев в России это воспринимается достаточно равнодушно, – отмечает Лев Гудков.

Последнее официальное сообщение о гибели российских военнослужащих в Сирии датируется 4 сентября. По заявлению представителя Министерства обороны России, автомобильная колонна подверглась минометному обстрелу неподалеку от города Дейр-эз-Зор, где идут тяжелые бои. В результате один военный погиб на месте, другой скончался от ранений в госпитале. Минобороны также подтвердило, что обороняющие город боевики запрещенной в России группировки "Исламское государство" – в основном выходцы из России и стран СНГ. Дейр-эз-Зор – крупнейший город на востоке Сирии, его довоенное население составляло около двухсот тысяч человек.

© Оксана Викторова/Коллаж/Ridus

В канун мартовского праздника информационные агентства облетела трагическая весть - в Сирии погиб российский сержант-контрактник. Он стал нашим двадцать восьмым «грузом 200» в этой стране. А перед этим на заминированном фугасе подорвался заместитель командующего Западным военным округом по боевой подготовке. Генералу оторвало ноги и выбило осколком глаз. Сегодня лучшие врачи Центрального клинического военного госпиталя имени Бурденко борются за его жизнь. Еще раньше на мине подорвался автомобиль с российскими советниками, который двигался в колонне сирийский правительственных войск. Погибло четверо. Двое - в крайне тяжелом состоянии и тоже на госпитальной койке. Стоит ли Сирия таких жертв?

Циничная бухгалтерия

Но прежде, чем ответить на этот вопрос, немного статистики. За десять лет пребывания советских войск в Афганистане, с 1979 по 1989-й, война в этой стране унесла жизни чуть меньше пятнадцати тысяч советских солдат. По полторы тысячи погибших ежегодно. США, НАТО и их партнеры по коалиции за тринадцать лет в этой стране (с 2001 по 2014-й) потеряли свыше 3485 человек. Наибольшие были у Соединенных Штатов - 2356, у Великобритании - 453, у Франции - 88. В среднем коалиция теряла 261 бойца в год. Мы в Сирии за полтора года - 28.

Кто-то скажет, что это циничная бухгалтерия и заниматься такими подсчетами - бесчеловечно. И будет по-своему прав. Каждая потерянная на войне жизнь - это трагедия. У каждого погибшего были и есть отец, мать, браться и сестры, жена и дети, и для них его гибель - это страшное горе и непреходящая боль. Спорить не о чем. Но позвольте мне банальную максиму - на войне без потерь не бывает.

Каждая человеческая смерть в бою или в дороге, от мины, снаряда или пули, даже от случайно покатившейся на солдата, не поставленного на ручник танка или САУ - это недопустимое страдание для его родных и близких. В Сирии или не в Сирии, где-нибудь в Ираке или даже на довольно мирных тактических учениях под Лугой. Все так. Хотя потери где-то за рубежом родной страны, на чужой войне - они больнее и горше.

Возникает простой и естественный вопрос: зачем нам эта Сирия? Неужели у нас дома нет задач для нашей армии? Поразмышляем над этим вместе.

На дальних подступах

Знает ли кто из читателей, что означает такой военный термин, как „предполье“? Думаю, для офицеров, нынешних и бывших, он загадки не представляет. Не служившим в армии расшифрую, это „передовая полоса обороны или, другими словами, укрепленная передовая полоса впереди главной полосы обороны или укрепленного района, отдельный элемент современной обороны“.

Мудрено? Может быть. Поясню на конкретных примерах. Во времена Советского Союза для нашей страны предпольем были войска в Восточной Германии, в Польше, Чехословакии и Венгрии. Так мы защищались от НАТО, создавали передовой рубеж обороны впереди основного - границы СССР, чтобы в случае чего с началом боевых действий на тех рубежах успеть подтянуть и развернуть резервы и нанести нападавшим неприемлемый ущерб.

Таким предпольем сегодня для США стали те же страны Восточной Европы, а еще бывшие советские республики - Литва, Латвия и Эстония. Именно поэтому они размещают там, на границах России свои передовые подразделения, чтобы в случае чего мы в ответ на их наступление завязли в оборонительных боях, а они в это время перебросили через океан еще свои основные дополнительные силы.

Подобным предпольем для нас сегодня становится Сирия. Автор не оговорился. Вместе с решением задачи (по просьбе ее правительства) оказания помощи этой арабской республике в сохранении ее конституционного строя и законноизбранного президента, а также в борьбе с международными террористическими группировками, вроде запрещенных у нас в стране ИГИЛ и «Джебхат ан-Нусры», как бы она сегодня не называлась, мы создаем там предполье для собственной борьбы с террористическим беспределом.

Несколько лет назад эти бандиты терзали наш Северный Кавказ, взрывали дома в Москве, Волгограде, в других городах России. Заплатив чудовищную цену человеческими жизнями, нам удалось справиться с той заразой на южных рубежах государства. Сегодня важно не допустить ее возвращения на родную землю. Как говорит Владимир Путин, лучше уничтожать террористов на дальних рубежах, чем на собственной территории. Российские летчики, моряки, спецназовцы, офицеры-советники в сирийской армии это и делают в окрестностях Дамаска, Алеппо, Хамы и Хомса, возле Пальмиры…

Видимые итоги

По словам министра обороны Сергея Шойгу, за полтора года нашего пребывания в Сирии при поддержке российских летчиков и моряков проправительственными силами Сирийской республики были разгромлены крупные группировки боевиков в районах городов Хама и Хомс, полностью выбиты боевики из Латакии и с территорий южнее и севернее Дамаска, разблокирована основная транспортная магистраль, связывающая сирийскую столицу с севером страны. Освобождены города Алеппо и Эль-Карьятейн, имеющие ключевое значение.

Всего, по словам министра, от боевиков освобождено 12 тыс. кв. км сирийской территории и почти 500 населенных пунктов. Наши военные летчики совершили 18,8 тыс. вылетов, нанесли 71 тыс. авиаударов. Такими ударами удалось ликвидировать 35 тыс. боевиков (из них 3,5 тысячи выходцев из стран СНГ-авт.), в том числе 204 полевых командира, а также 1,5 тыс. единиц военной техники, сотни тренировочных лагерей и мастерских по производству боеприпасов. 9 тыс. боевиков сложили оружие.

Прервана цепь „цветных революций“, тиражируемых на Ближнем Востоке и в Африке. Запущен процесс политического урегулирования и примирения враждующих сторон», подчеркнул он. А еще специалистами Международного противоминного центра Минобороны очищено и обезврежено больше 25 тыс. взрывоопасных предметов на территории в 1,5 тыс. га. Только в освобожденном Алеппо обнаружено и обезврежено 66 тыс. тонн взрывчатых веществ.

Отсель грозить мы будем…

И еще об одной вещи надо сказать. О чем по понятным причинам не упоминают публично руководители нашего государства. О том, что в Средиземном море базируется 6-й американский флот. Корабли этого объединения, которые дислоцируются на итальянских базах под Неаполем и на Сицилии, в испанской Роте, самостоятельно или в составе натовских группировок часто заходят в Черное море, курсируют вдоль наших морских границ. Вооруженные крылатыми ракетами большой дальности «Томагавк», они угрожают нашим средствам стратегического сдерживания, расположенным в Тверской, Ивановской, Саратовской и Калужской области.

И хотя в Крыму у России есть все необходимые боевые силы и средства, чтобы при необходимости нейтрализовать и купировать подобные угрозы, а это и истребительная и штурмовая авиация, зенитно-ракетные комплексы С-400 и «Панцирь-С1», противокорабельные комплексы «Бал» и «Бастион», кое-что еще, останавливать вероятного агрессора лучше всего в предполье - на дальних подступах к нашим берегам. Еще до того, как он зайдет в Черноморские проливы со стороны Дарданелл, Мраморного моря и Босфора. Российские базы в Тартусе и Хмеймим, как и группировка нашей средиземноморской эскадры и авиации ВКС, для этого очень даже пригодятся.

Мы не афишируем такие возможности. Но специалистам они ясны и понятны. Вероятному противнику тоже. И захочет он - не захочет, а будет с этим фактом считаться.

Повторюсь, потери за полтора года нашего пребывания в Сирии на боевом посту 28 российских военнослужащих - трагический и болезненный факт. Для всех нас и особенно для их родных и близких. Но чтобы мы не говорили по этому поводу, такова высочайшая цена сегодняшней и завтрашней безопасности нашей родной страны. А у нее нет альтернативы.

Комментарии (138 )

• Constantine Pl 10 марта 2017, 07:20

  Все эти разговоры на тему военных потерь совершенно не имеют смыла, если вспомнить, что ежегодно 20 у нас в стране 20 тыс. человек тупо умирает на дорогах в ДТП. А инвалидов становится в разы больше.

  Вояки хоть за дело умирают. К тому же им ха это платят - это раз. У них такая специфика работы - это два. Пошел в армию, будь готов к тому что ты умрешь. Цинично, ну а что делать?

  Ответить

• Bupyc 10 марта 2017, 08:39

  Надо референдум, или хотя бы опрос сделать: на что лучше тратить деньги -
  на командировочные солдатикам или ремонт развалившихся по весне дорог
  на бомбардировки иногда сараев или на субсидии уже развалившегося ЖКХ
  на тонны потраченного мазута для военного кораблика или уменьшение налогооблажения
  и т.д.

  Ответить

• Ivan Ivanov 10 марта 2017, 11:27

  Если не помочь Асаду, то завтра Сша Саудиты и катар построят газопровод и нефте провод прямо в европу через Сирию. Там близко и он будет дешевый. Газпром станет не конкурентно способным качать топливо через пол планеты. Россия вылетит в пустую трубу. А военные базы в Сирии отрезаные Турцией союзником НАТО это не серьезно. они долго не продержатся без снабжения. Так что не аргумент.

  Ответить

• Дмитрий Елисов 10 марта 2017, 23:14

  Мы становимся параноидальной Северной Кореей. Решать надо дела внутри страны, а не копить оружие. К слову об оружии, каждый раз вспоминается тезис времен 60х годов прошлого века о Китае. "Дракон наблюдает за схваткой медведя и тигра и улыбается". Учиться надо у Китая и внутренние проблемы решать, мои параноидальные патриоты, не оружием трясти. Мы давно уже не СССР, смиритесь уже.

  Ответить

• Феликс Штрайхер 11 марта 2017, 09:08

  А если будет мировая война, то у нас тогда тоже деньги через два года кончатся? Не думаю что эта война уже будет длится 4 года, раз мир собирается отказатся от ядерного оружия.

  Ответить

• Vladimir Bykov 11 марта 2017, 13:47

  Я понимаю, что бандитов надо уничтожать, но не понимаю, почему я так плохо живу и с каждым днем всё хуже и хуже во всех отношениях. У меня ещё вопрос: если бы в Сирии, Ливии, Ираке выращивали бы только бы редиску,картофель и другую сельхозпродукцию была бы заваруха вокруг этих стран?

  Ответить

• Alex Bo 11 марта 2017, 18:12

  Только бесконтрольность траты средств федерального бюджета на военные нужды, заставляет разыгрывать военные компании в государстве. Всё связанное с военной тайной, закрыто для общественности. Вот куда можно отправить нереально огромные суммы(сопоставимые с проведением ОИ и т.д.) и не бояться отчетности за эти денежки. Остановить продвижение исламского экстремизма на территории даже не сопредельного государства - химера. Только создание светского государства с обще занятым населением и нормально сформированной идеологией даст возможность уйти от попыток формирования экстремизма и бандитизма. Пусть автор перечислит наших союзников и предполагаемых противников, прежде чем думать о „предполье“. Мы окружили себя врагами со всех сторон и искать выход из проблемной ситуации надо с помощью дипломатического корпуса, а не с помощью развязывания войн в столь сложное для экономики время

  Ответить

• Николай Ротмистров 13 марта 2017, 16:29

  Очень сомнительная статья. Во-первых 28 человек, это только официальные потери. С учетом того, что потери засекречены, то в реальности несколько сот грузов 200 вполне может быть. Во-вторых уничтожать террористов в предполье конечно хорошо, но гораздо лучше уничтожить конвейер поставки этих самых террористов. Невозможно до бесконечности выдавливать террористов за пределы страны, нужно развивать экономику, создавать рабочие места внутри страны. Ведь нищета - основная база для преступных элементов. Правда, конечно для этого придется потеснить своих дружков олигархов. В-третьих бомбили мы в основном боевиков оппозиции, так как, кроме Пальмиры, в выше перечисленных провинциях ИГИЛ нет.

  Ответить

• Олег Астафьев 14 марта 2017, 09:54

  Пока есть деньги найдутся и желающие рискнуть жизнью, ведь с нами-то ничего не может случиться, или на русское авось. Потом пропоют про героизм и патриотизм, навесят на гробик медальку, а дети останутся без кормильца и их нищенская компенсация не позволит дорастить и доучить ребёнка, потому что она одноразовая. Благо бы своя земля, а то интересы Ротенбергов и Медведевых с Путиными. Мощь, сила и имидж страны это одно, но когда пенсионеры голодают, что ж их выбор.

  Ответить

• Isa Ramazanov 16 июня 2017, 07:42

  Господин полковник! Вы, конечно же, знаете, что такое демагогия. И, скорее всего, понимаете, что Ваша статья - чистейшей воды демагогия, лизинг по нашему. А софизмы вашего выступления в следующем. Все, что Вы утверждаете, становится правдой при некоторых условиях. Для того, чтобы защищаться в геополитической борьбе защищать наши интересы, мы должны иметь эти самые интересы и возможности их защищать. Ни того, ни другого мы не имеем. А имеем безответственные геополитические игры "элиты". Запад и США - взяли на себя роль мирового жандарма. Не от хорошей жизни. Их состоятельные граждане требуют покоя и комфорта, который нужно беречь еще на дальних подступах. А мы что защищаем? Нашу бестолковую и нищенскую жизнь? Наше бесправие? А Вы уверены, если гипотетически допустить оккупацию страны западом, после этого жизнь в стране станет хуже? Есть предложение - давайте заткнемся, засунем язык куда ни будь, займемся собственным государством. И лет через 150, глядишь, дойдем до геополитики.

  Ответить