Карательная политика царизма. "карательная политика в основном отвечала потребностям борьбы с преступностью и моим убеждениям" Карательная политика государства

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ЯДЕРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ «МИФИ»

Димитровградский инженерно-технологический институт

433511, г. Димитровград, Куйбышева, д. 294

Кафедра «Право»

Специальность 030900 «Юриспруденция»

Реферат по основам уголовной политики

Карательная (репрессивная) модель уголовной политики

Выполнил студент группы Ю-21

Вершинин Денис Дмитриевич

Димитровград 2013

Под уголовной политикой понимается часть политики государства в сфере борьбы с преступностью. Она связанна одновременно и с внешней и с внутренней политикой, но по большей части, разумеется, с внутренней. Уголовная политика может осуществляется разными способами и проявлять себя в разных моделях её проведения. И одной из известных моделей уголовной политики является карательная модель. Или как её по-другому называют репрессивная модель уголовной политики.

Карательная политика государства в целом и уголовная политика в частности - явление многоаспектное. Она формулируется и закрепляется на законодательном уровне, но ее фактическое содержание в значительной мере определяется практикой применения нормативных предписаний, установленных органами государственной власти. Следует подчеркнуть, что карательное воздействие на личность преступника (правонарушителя) выражается не только и не главным образом в связи с назначением и исполнением определенного ему судом уголовного наказания. Карательная политика проявляется в разных направлениях и в разных аспектах, в таких как уголовно правовой аспект, уголовно –процессуальный и уголовно-исполнительный. В уголовно-правовом аспекте она выражается в определении круга деяний, признаваемых преступными (объем криминализации и декриминализации преступлений, разделение их на определенные категории преступлений и т. д.), в установлении возраста наступления уголовной ответственности (например, в Ирландии она наступает с семилетнего возраста, в то время как в РФ с 16 летнего), видов и системы наказаний, порядка назначения и освобождения от их отбывания (в том числе и разных видов досрочного освобождения) и в ряде других направлений.

В уголовно-исполнительном аспекте карательное воздействие состоит в установлении порядка и условий исполнения и отбывания тех или иных видов наказаний, в определении количества и объема ограничений в правовом статусе осужденного, в том на какие виды подразделяются исправительные учреждения в каком либо государстве, какие в них созданы средства для исправления заключенных и другие вопросы.

В качестве наиболее интересного аспекта проявления карательного воздействия уголовной политики можно рассматривать уголовно процессуальный аспект. Несмотря на то что здесь он не слишком уместен, так как виновность лица в совершении инкриминируемого ему преступления еще только устанавливается и нет вступившего в законную силу приговора. То есть кара подозреваемому, обвиняемому или подсудимому воздается заранее. И это оправдывается далеко не всегда, ведь согласно статистики каждый пятый привлеченный к уголовной ответственности не доходит даже до суда, поэтому объем карательного воздействия на этой стадии отправления правосудия в принципе должен быть минимальным. Но на деле мы видим совсем другую ситуацию, особенно когда речь идет о содержании лица под стражей: именно в следственных изоляторах (по существу, в тюремных условиях) люди нередко томятся многие месяцы или даже годы, испытывая колоссальные страдания в ожидании того, когда им назначит наказание суд. Особенно это кажется диким тогда, когда после нескольких месяцев, проведенных в следственном изоляторе, лицу назначают наказание, связанное с лишением свободы. Реформы, направленные сокращение или хотя бы ограничения срока содержания под стражей обвиняемых и подсудимых во время предварительного расследования и судебного рассмотрения не увенчались успехом.

Российская уголовная политика в настоящее время, в сравнении с политикой советского государства начинает сбавлять обороты, но в то же время в Российском уголовном законодательстве можно увидеть многие аспекты проявления репрессивной уголовной политики.

Новый УПК РФ содержит много ограничений карательного свойства - некоторые из них не были известны даже в годы массовых репрессий времен культа личности. Так, ч.4 ст.96 УПК РФ "Уведомление о задержании подозреваемого" делает исключение из общего правила об уведомлении кого-либо из близких родственников не позднее 12 часов о факте задержания: при необходимости сохранения в интересах предварительного расследования в тайне факта задержания уведомление с санкции прокурора может не производиться, за исключением случаев, когда подозреваемый является несовершеннолетним. И на деле наблюдаем ситуацию, когда пропадает человек, родственники его везде ищут, а он в это время сидит в следственном изоляторе. Иначе как правовой беспредел подобную норму охарактеризовать нельзя; в ней не содержится даже указания ни на категорию преступлений (например, особо тяжкие), ни на предельный срок такого умолчания. Данная норма может послужить базовой основой для массовых нарушений охраняемых Конституцией РФ прав и свобод граждан.

Нет никаких сомнений в том, что характер карательной уголовной политики зависит от социально - экономического, политического, правового и общественного состояния государства, от уровня развития демократии и культуры общества, состояния, структуры и динамики преступности, но ее корректировка (особенно в сторону либерализации) имеет определенные объективные пределы. Особенно это касается наказания - его видов, системы и порядка исполнения. Наказание остается таковым до тех пор, пока обладает карательными свойствами. Если эти свойства сходят на нет, то наказание перестает выполнять свои функции. Оно просто перестает быть наказанием. Это наглядно проявляется при исполнении наказания в виде лишения свободы. Лет 15 - 20 назад практических работников уголовно - исполнительной системы весьма резко критиковали за "окультуривание" мест лишения свободы, требуя сохранить суровость условий содержания осужденных в целях более высокого предупредительного воздействия на население. Современная практика развитых зарубежных стран идет по пути максимальной либерализации условий отбывания наказания в местах заключения, оставляя лишь минимально необходимые элементы принуждения, кары, связанные прежде всего с профилактикой побегов и иных правонарушений со стороны заключенных.

Россия также должна в принципе идти по такому пути. Однако в нынешних условиях сделать это достаточно трудно, причем не только в силу социально - экономических факторов. Многое упирается в традиции, психологические факторы, в стиль и методы работы. Например, наши следственные органы более или менее эффективно могут работать лишь в условиях, когда подозреваемый и обвиняемый находится под стражей. Если ограничить эти условия, то они в один голос заявляют о дезорганизации работы следственного аппарата. Отсюда всевозможное давление и лоббирование сохранения статус - кво, когда фактически любого подозреваемого и обвиняемого можно взять под стражу. И как следствие такого подхода - суды, как бы они ни были независимы, выносят приговоры с реальным лишением свободы либо определяют их сроки по фактическому времени нахождения лица в следственном изоляторе.

Также карательную политику можно проиллюстрировать в следующем ключе. Тюремная система развитых стран идет по пути одиночного содержания заключенных, видя в этом залог охраны их прав и свобод. В России одиночное заключение традиционно рассматривается как один из наиболее строгих видов дисциплинарного наказания осужденных. Если наличие в камерах общего туалета, смотрового глазка в двери камеры, наличие в коридорах ниш и боксов, куда ставят заключенных лицом к стене при встречном движении с другими заключенными, и ряд других элементов тюремной атрибутики в России являются традиционными и вполне необходимыми, то за рубежом они рассматриваются в качестве разновидностей пыток заключенных. Поэтому корректировка карательной политики должна осуществляться и с учетом указанных обстоятельств, а также того, что формирование нового сознания, стиля работы, традиций требует всегда больше времени, нежели создание необходимых материальных предпосылок.

В настоящее время корректировка карательной политики достаточно широко осуществляется не только на законодательном уровне, но и в других направлениях, в частности в рамках регулярно проводимых амнистий и помилований. При этом если амнистии имеют достаточно большую прозрачность для населения, то акты помилований до недавнего времени такой прозрачностью не обладали, что в ряде случаев вызывало у граждан много вопросов.

Массовые помилования и амнистии - не лучший способ корректировки такой политики, так как у правоохранительных и судебных органов (да и у населения) складывается впечатление бесперспективности и ненужности их кропотливой работы по пресечению, раскрытию данных преступлений и доведению их до суда. К тому же амнистии, как правило, не решают тех проблем, в связи с которыми они были осуществлены. Например, самая массовая амнистия после 1953 г. была проведена в 2000 г. (прежде всего в связи с переполнением уголовно - исполнительной системы), на свободу было выпущено свыше 206 тыс. человек. Но это мало что дало, так как уже к окончанию ее проведения численность лиц, содержащихся в следственных изоляторах, не только стабилизировалась, но и стала иметь тенденцию к росту. Рост численности контингента в следственных изоляторах и уголовно - исполнительных учреждениях продолжался и в 2001 году. Это обусловило проведение новой амнистии в отношении женщин и несовершеннолетних.

В связи с негативной реакцией населения на факты массовых помилований (когда только за один год освобождалось, по существу, 10 - 12 колоний, на свободу тысячами выходили убийцы и другие тяжкие преступники, отбывшие в ряде случаев всего по 2 - 3 года из назначенных длительных сроков наказания, причем зачастую характеризующиеся отрицательно) Президент РФ издал Указ от 28 декабря 2001 года № 1500 "О комиссиях по вопросам помилования на территориях субъектов Российской Федерации", которым существенным образом изменил всю процедуру помилования. Оценивая в целом положительно данную меру как необходимую и своевременную, вместе с тем следует отметить, что Указ не только существенным образом ужесточил карательную политику, но в своей содержательной части вошел в противоречие с конституционными нормами и нормами УК РФ. По Конституции РФ и УК РФ Президент РФ не ограничен ни в круге, ни в числе лиц, которых он имеет право помиловать. Это его исключительное право. В Положении о порядке рассмотрения ходатайств о помиловании в Российской Федерации, утвержденном названным Указом (ч. 2 ст. 2), содержится перечень лиц, к которым помилование, как правило, не применяется. Это: а) совершившие умышленное преступление в период назначенного судом испытательного срока условного осуждения; б) злостно нарушающие установленный порядок отбывания наказания; в) ранее освобождавшиеся от отбывания наказания условно - досрочно; г) ранее освобождавшиеся от отбывания наказания по амнистии; д) ранее освобождавшиеся от отбывания наказания по помилованию; е) которым ранее производилась замена назначенного судом наказания более мягким наказанием. То есть Президент РФ лично ограничил свои права, предоставленные ему Конституцией РФ. Кроме того, он ограничил это свое право таким образом, что по существу лишил возможности обращаться с просьбой о помиловании весьма широкий круг лиц, в общем-то не представляющих большой общественной опасности, в то время как серийные убийцы, бандиты и другие опасные преступники такое право сохранили.

Корректировка карательной политики возможна и другими путями. Например, будучи Председателем Правительства РФ, В.В. Путин на совещаниях неоднократно давал указания пересмотреть обоснованность содержания подозреваемых и обвиняемых под стражей, в результате чего была изменена мера пресечения многим лицам. Пленум Верховного Суда РФ может также корректировать правоприменительную практику в своих руководящих постановлениях, которые являются обязательными для исполнения не только для судов, но и правоохранительных органов, занимающихся расследованием преступлений. Совершенствованию правоприменительной практики во многом будет способствовать и передача суду полномочий по аресту и содержанию под стражей подозреваемых и обвиняемых (правомерность этого подтверждена недавно Конституционным Судом). Новый порядок, вводимый с 1 июля, несомненно, положительно отразится и на обоснованности применения карательных мер.

Изменения в уголовной политике напрямую сказываются на политике уголовно - исполнительной, которая вынуждена не только следовать ей, но и закреплять ее основные положения на стадии исполнения уголовных наказаний. Уголовно - исполнительная система испытывает изменения уголовной политики, вбирая в себя все ее недостатки. Особенно это отражается на численности осужденных и их качественных характеристиках. Поэтому уголовно - исполнительная система и выступает зачастую инициатором изменения, корректировки уголовной политики, как это было с Законом от 21 февраля 2001 года, существенно изменившим карательную политику в сторону ее смягчения. В результате только в уголовно - исполнительном законодательстве изменилось более тридцати норм, в которых в основном были гуманизированы условия и порядок исполнения наказания, что приблизило их к требованиям международных стандартов обращения с осужденными. В условиях реформирования уголовно - исполнительной системы это обстоятельство исключительно важно. По крайней мере, российская и мировая общественность проведенную в то время корректировку уголовной и уголовно - исполнительной политики восприняли достаточно позитивно. Как будет воспринято отступление от этих принципов - предугадать нетрудно.

Селезнева M.В.,
соискатель Владимирского
юридического института ФСИН МЮ РФ

Также рекомендуем прочитать (для перехода нажмите на название статьи):

В условиях резкого изменения государственного, экономического и общественного строя неизбежно претерпевает изменения карательная политика государства. Она наполняется новым содержанием не всегда отвечающим общественным ожиданиям. Об этом свидетельствует тот такт, что при разрушении Советской власти в 90-х годах прошлого века карательная политика этого строя осталась неизменной, а по ряду направлений она в значительной степени ожесточилась. Достаточно отметить появление таких сроков лишения свободы, как 20 и 25 лет. Более того, был установлен срок наказания в 30 лет. Кроме того, в практику вошло пожизненное лишение свободы, чего не знала карательная политика советского периода. Таким образом, ставка на ужесточение карательной политики нашла свое проявление в новой демократической России.

Анализ юридической литературы и законодательных актов советского и современного российского государства дает основание сделать вывод о том, что отсутствие стабильной карательной политики, ничем не обоснованное ее смягчение или ужесточение не могут способствовать воспитанию у граждан уважения к закону, а значит позитивно повлиять на уровень преступности в обществе. Обратимся к фактам. Оценивая влияние карательной политики государства на наполнение мест лишения свободы, П.И. Стучка писал, что в силу различных субъективных и объективных причин в первом десятилетии после революции 1917 года уголовное законодательство шло то по пути увеличения сроков наказания, то, наоборот, - сокращения. Он отмечал, что «мы делали это стихийно, теоретического подхода, теоретической помощи у нас не было и, прибавим, быть не могло». И действительно, по Уголовному кодексу РСФСР 1922 года минимальный срок лишения свободы был установлен в шесть месяцев, но уже в 1923 году постановлением ВЦИК РСФСР он был понижен до одного месяца. Постановлением ВЦИК РСФСР от 16 октября 1924 года минимальный срок понижается до 7 дней. Уголовный кодекс РСФСР, принятый в 1926 году, установил срок лишения свободы в один день. Не последнюю роль в этом сыграло отсутствие реальной возможности применять меры наказания не связанные с лишением свободы (принудительные работы, штрафы и т.д.). Корректировка уголовного законодательства сразу же повлекла за собой резкое увеличение числа осужденных в местах лишения свободы. Для того, чтобы разрядить обстановку президиумы ЦИК союзных республик использовали ч. 2 ст. 3. Основных начал Уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик и предложили распределительным комиссиям пересмотреть все дела заключенных и освободить условно-досрочно тех, которые в данный момент не являлись социально опасными. Кроме того, в 1927 году пришлось прибегнуть к амнистии, по которой было выпущено из мест лишения свободы свыше 60 тысяч человек. Однако, уже к концу года места лишения свободы вновь оказались переполненными.

Надежды руководителей коммунистической партии на то, что ликвидация эксплуатации человека человеком, ликвидация безработицы и т.д. приведут к постепенному снижению уровня преступных проявлений, не оправдались. Стремления регулировать численность заключенных в местах лишения свободы посредством амнистий также не приносило ожидаемых результатов.

Либеральная карательная политика государства в 20-х годах ХХ в. в сочетании с ежегодными амнистиями для осужденных своим следствием имело резкое увеличение числа преступных проявлений в стране. Это обстоятельство побудило внести коррективы в карательную политику, что и было сделано постановлением ЦИК и СНК СССР от 6 ноября 1929 года «Об изменении статей 13,18, 22 и 38 Основных начал уголовного законодательства Союза СССР и союзных республик», которое предусматривало лишение свободы в исправительно-трудовых лагерях в отдаленных местностях Союза СССР сроком от трех до десяти лет, которые впоследствии стали основным местом отбывания уголовного наказания. Впоследствии были введены смертная казнь и тюремное заключение, введены в 1943 году каторжные работы для лиц, сотрудничавших с немецко-фашистскими оккупантами.

Вместе с тем следует отметить, что суровая уголовная политика обесценивалась уголовно-исполнительной политикой вследствие условий отбывания наказания в исправительно-трудовых лагерях мало отличавшихся от жизни на свободе, вследствие перевода значительных масс осужденных на колонизацию на правах вольнонаемных граждан, объявления массовых амнистий по случаю установления советской власти национальных республиках, в связи с окончанием строительства Беломоро-Балтийского канала и канала Москва-Волга, а также вследствие массового пересмотра приговоров в 1933 году в отношении лиц, отбывавших наказание в виде лишения свободы. Кроме этого до 1939 года широко использовалось условно-досрочное освобождение от наказания. Противоречие между уголовной и исправительно-трудовой политикой особенно обострилось в 1947 году. С одной стороны, в целях повышения эффективности борьбы с преступностью широкое распространение стали получать жесткие, чрезмерно строгие меры наказания в качестве средства уголовно-правовой защиты социалистических общественных отношений, а с другой - в интересах производственно-хозяйственной деятельности ГУЛАГА Совет Министров СССР начал широко использовать практику досрочного освобождения заключенных без учета степени их исправления.

Думается, следует признать ошибочным отмену смертной казни в стране в 1947 году, поскольку это повлекло за собой ряд негативных последствий. Во-первых, пришлось уже в этом году принять ряд указов, направленных на усиление борьбы с хищениями и кражами, установившими наказание в двадцать и двадцать пять лет лишения свободы; а во-вторых, накалило обстановку в ИТУ и способствовали усилению противоборства между соперничавшими преступными группировками в борьбе за лидерство, за право обирать честно работавших заключенных, вызвало рост преступности в местах лишения свободы.

Не имея возможности обычными мерами справиться с разгулом бандитизма в местах лишения свободы, ГУЛАГ, руководство МВД СССР, руководители партийных и советских органов, уже с конца 40-х годов ХХ в., неоднократно ставили перед правительственными органами вопрос о внесении изменений в указ об отмене смертной казни, с тем, чтобы его действие не распространялось на заключенных, совершивших бандитские действия в лагерях и колониях. Президиум Верховного Совета СССР 13 января 1953 года издал Указ «О мерах по усилению борьбы с особо злостными проявлениями бандитизма среди заключенных в исправительно-трудовых лагерях» .

Практика советского времени со всей очевидностью показала, что стремление либерализовать карательную политику приводит, в конечном счете, к противоположному результату. Об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что введение в действие нового Уголовного кодекса РСФСР в 1961 году, по которому максимальная санкция за преступление составляла 15 лет, и необходимость приводить в соответствие ранее вынесенные приговоры, превышавшие этот срок, вынудило уже а в 1962 году принимать указы, существенно усиливавшие уголовную ответственность за хищения, взяточничество и многие другие виды преступлений. Вводится и впоследствии широко применяется наказание в виде смертной казни.

В последующие годы карательная политика стала широко корректироваться ежегодными амнистиями в отношении различных категорий осужденных (в некоторые годы число амнистий доходило до 3-5 в год) и за счет введения института условного осуждения (освобождения) с обязательным привлечением осужденных к труду. Попытки таким образом искусственно снизить число лиц, изолированных от общества, не приносили необходимых результатов и численность осужденных за колючей проволокой в конце 80-х годов ХХ в. составляла свыше миллиона человек.

Демократизация российского общества в 90-х годах ХХ в. в целом обернулась ужесточением уголовной политики. Появились такие сроки лишения свободы как 20 и 25 лет, а затем 30 лет и к тому же еще пожизненное лишение свободы. Два последних вида наказания не знала практика советского периода, а последнее не применялось даже в дореволюционной России. Ужесточение уголовной политики можно было бы расценивать как стремление оградить общество от преступников всерьез и надолго. Однако это не так. После передачи мест лишения свободы в августе 1998 года из МВД в Минюст, последний проводит ежегодные амнистии, объясняя это стремлением избавить исправительные учреждения от перенаполнения. Постоянные амнистии, начиная с 60-х годов ХХ в., чего не делает ни одна страна в мире, обесценивают наказание и вызывают недовольство у граждан, страдающих от разгула преступности. К тому же амнистии дополняются президентскими помилованиями, а теперь уже комиссий по помилованию при губернаторах. В результате, как об этом пишет В.И. Хребтов, только по амнистии, проведенной в 2000 году, на свободу вышло значительно больше преступников, чем в холодное лето 53-го года. От наказания было освобождено 750 чеченских боевиков.

Современная карательная политика, как и прежде, корректируется в сторону смягчения на стадии следствия, судебного разбирательства и в процессе исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы. Именно это обстоятельство создает условия для злоупотребления служебным положением для сотрудников правоохранительных органов. За примерами далеко ходить не приходится. Для этого достаточно посмотреть на любую статью уголовного кодекса. К примеру, возьмем ст. 105 УК РФ (убийство). Здесь мы видим, что умышленное причинение смерти другому человеку наказывается лишением свободы на срок от шести до двадцати лет либо смертной казнью или пожизненным лишением свободы. Растянутая санкция позволяет злоупотреблять как на стадии предварительного расследования, так и в процессе судебного разбирательства.

Поэтому материально обеспеченный преступник всегда находит возможность облегчить свою участь. Думается, что зарубежный опыт назначения уголовных наказаний за содеянное преступление следовало бы использовать в нашем законодательстве. Корректировка карательной политики, которая практикуется в нашей стране на протяжении многих десятилетий, не способствует снижению уровня преступности, не может воспитывать правопослушных граждан, не способствует возникновению чувства уважения к закону.

На наш взгляд, раз и навсегда следует отказаться от корректировки карательной политики при помощи амнистий, широкого применения практики помилования, а тем более от ее корректировки волевым способом. Карательная политика государства с соответствующей юридической базой должна быть рассчитана на длительное время. Только в этом случае наказание сможет выполнять позитивную функцию в обществе.

Репрессивная система и карательная политика СССР

Советская репрессивная система, главную и неотъемлемую часть которой составлял ГУЛАГ, создавалась в течение ряда лет. Она уходит корнями в хаос революции и гражданской войны. Однако было бы неверно утверждать, что эта система возникла на пустом месте. Она не только органически включила в себя все пенитенциарные учреждения Российской империи, но и впитала ее богатый репрессивный опыт. Конечно, масштабы репрессий в царской России не идут ни в какое сравнение с размахом террора в советские годы, но разве дело в количестве?

Процесс становления советских репрессивных органов отмечен борьбой двух тенденций: с одной стороны, делались попытки воплотить в жизнь все лучшие достижения пенитенциарной науки, как российской, так и зарубежной, с другой стороны, шло формирование принципиально новой карательной системы, соответствовавшей широко практиковавшимся внесудебным репрессиям.

Официальным проводником так называемой исправительно-трудовой политики советской власти стал Наркомат юстиции. Входившее ранее в Министерство юстиции Главное управление местами заключения было переименовано в Карательный отдел Народного комиссариата юстиции. Наряду с чисто практическими шагами по реорганизации тюремного дела это ведомство занялось созданием правовой базы советской пенитенциарной политики. Такие нормативные акты как постановление Наркомата юстиции от 23 июля 1918 г. «О лишении свободы, как мере наказания, и о порядке отбывания такового. (Временная инструкция)», постановление того же наркомата от 15 ноября 1920 г. «Положение об общих местах заключения РСФСР» и ряд других официальных документов, автором которых был НКЮ, закладывали правовые основы функционирования реорганизованных мест лишения свободы, среди которых появились воспитательно-карательные учреждения нового типа, такие как реформатории и колонии, что было, несомненно, прогрессивным явлением. Постановление от 15 ноября 1920 г. содержало одну особенность: заключенные делились на категории не по классовому признаку, как было принято в законодательстве послеоктябрьского периода, а по наличию факта корысти в совершенном преступлении. В последующих аналогичных документах это «несоответствие» было устранено.

Законотворческую деятельность Наркомата юстиции можно было бы оценить в целом как прогрессивную, если бы не один существенный момент. Продолжая сложившуюся в дореволюционный период практику ведомственного регулирования деятельности мест заключения, Наркомат юстиции закладывал основы последующего «ведомственного беспредела» в области применения уголовной репрессии.

Наряду с традиционной, исторически сложившейся системой мест заключения после Октябрьской революции начала формироваться сеть новых карательных учреждений, неизвестных ранее в России, - лагерей принудительного труда, ставших впоследствии основным каналом реализации карательной политики Советского государства.

В борьбе за выживание большевистская власть стремилась если не уничтожить всех своих врагов физически, то хотя бы изолировать их, сломить морально и нравственно, заставив под конвоем работать на себя. Идеально для этой цели подходили лагеря - концентрационные, принудительных работ, особого назначения, исправительно-трудовые и т.д. - название практически не меняло их сути и назначения. Создание лагерей не требовало ни много времени, ни особых материальных затрат.

Начало правовому регулированию деятельности лагерей положил декрет ВЦИК «О лагерях принудительных работ», опубликованный в «Известиях» 15 апреля 1919 г. Первоначальная организация и заведование лагерями принудительных работ возлагались на губернские Чрезвычайные комиссии, которые затем по распоряжению из центра передавали их в ведение отделов управления губисполкомов. Заключению в лагерь подлежали те лица и «категории лиц», в отношении которых были приняты соответствующие постановления отделов управления исполкомов Советов, Чрезвычайных комиссий, революционных трибуналов, народных судов и других советских органов, «коим предоставлено это право декретами и распоряжениями». Для управления лагерями при НКВД по соглашению с ВЧК создавалось Центральное управление лагерей.

17 мая 1919 г. в развитие этого декрета ВЦИК издал постановление «О лагерях принудительных работ», в котором детально регламентировались порядок и условия организации лагерей. Рекомендовалось устраивать лагеря с учетом местных условий «как в черте города, так и в находящихся вблизи него поместьях, монастырях, усадьбах и т.д.». Декрет предписывал открыть во всех губернских городах в указанные сроки лагеря, рассчитанные не менее, чем на 300 чел. каждый. Общее управление всеми лагерями на территории РСФСР поручалось Отделу принудительных работ НКВД (такое название получило Центральное управление лагерей). Предполагалось, что содержание лагерей и администрации при полном составе заключенных будет окупаться трудом заключенных (в лагеря направлялись только лица, годные к физическому труду). Строго карались побеги, за первую попытку срок заключения увеличивался в 10 раз, за вторую, по решению революционного трибунала, можно было получить расстрел.

Оба документа как бы легализовали, законодательно оформили деятельность лагерей, рожденных политическим террором, внесудебными расправами в годы гражданской войны.

Численность лагерей быстро росла: к концу 1919 г. на всей территории РСФСР был 21 лагерь, летом 1920 г. их стало уже 49, к ноябрю - 84, в январе 1921 г. - 107, в ноябре 1921 г. - 122 лагеря. Если учесть, что в 1921 г. РСФСР включала 52 губернии и области, то в среднем на губернию приходилось по 2 лагеря. Однако в действительности эти скороспелые места заключения распределялись неравномерно. Например, в Москве и Московской губернии было 8 концентрационных лагерей.

Что же это были за лагеря? Как отмечалось в докладе НКВД за 1920 г., в его ведении были лагеря принудительных работ четырех типов: «1) лагеря особого назначения - Андроньевский и Ивановский в г. Москве, в котором помещаются иностранные и другие видные заложники, лица, осужденные до конца гражданской войны, и долгосрочные; 2) концентрационные лагеря нормального общего типа; 3) лагеря для военнопленных; 4) один лагерь-распределитель Новопесковский в г. Москве, через который проходят заключенные в ожидании их размещения по другим лагерям».

В документах и материалах о деятельности мест заключения термины «концентрационные лагеря» и «лагеря принудительных работ» употребляются чаще всего как синонимы для обозначения одних и тех же мест лишения свободы, встречаются также термины «концентрационные лагеря особого назначения» и «концентрационные лагеря принудительных работ». Иногда название «концентрационные лагеря» относится к местам заключения особой категории лиц - заложников и пленных, либо к лагерям, находившимся в ведении ВЧК, где в основном содержались граждане, не имевшие судебного приговора, арестованные «на всякий случай» в административном порядке.

Мы не располагаем достоверной информацией о полном количестве заключенных, побывавших за годы гражданской войны в лагерях ВЧК-НКВД, поэтому вынуждены ограничиться фрагментарными сведениями. В сентябре 1921 г. в 117 лагерях НКВД насчитывалось 60457 заключенных (это максимальная цифра за весь год). Из них осуждены органами ЧК 44,1%, другими административными органами 7,9%, народными судами 24,5%, ревтрибуналами 8,7%, реввоентрибуналами 11,6%, прочими судами (полковыми, товарищескими) 3,2%. По официальной статистике самих репрессивных органов, за контрреволюционные преступления отбывали наказание около 17% заключенных. Наибольшую группу (30,3%) составляли заключенные со сроком до 5 лет, остальные имели срок от 3-х месяцев до 3-х лет. В лагерях ВЧК в 1921 г. находилось 25 тыс. чел.

По мере развития системы лагерей совершенствовались их управленческие структуры. Отдел принудительных работ НКВД был реорганизован в 1921 г. в Главное управление лагерей принудительных работ с двумя отделами - административным и финансово-хозяйственным. Общая численность аппарата управления составляла 47 служащих.

На местах в составе отделов управлений губернских и уездных исполкомов были образованы подотделы принудительных работ, в обязанности которых входило не только устройство лагерей и управление ими, но и политическая обработка заключенных, а также руководство работами военнопленных и учет всех категорий осужденных. На 1 марта 1922 г. губернский и местный административно-управленческий аппарат лагерей принудительных работ состоял из 52 заведующих подотделами (все коммунисты), из 100 комендантов лагерей (97 коммунистов) и 177 помощников комендантов по административной и хозяйственной части (из них 159 коммунистов).

В деятельности Главного управления лагерей важное место занимала организация охраны лагерей. Внутреннюю охрану осуществляли вольнонаемные надзиратели. На 1 февраля 1922 г. по 108 лагерям их насчитывалось 3185 чел. Внешнюю охрану осуществляли органы милиции из расчета 1 милиционер на 15 заключенных.

В 1922 г. карательную политику в Советском государстве осуществляли три ведомства: 1) Народный комиссариат юстиции в лице его Центрального исправительно-трудового отдела (так с 1922 г. стал называться Центральный карательный отдел); 2) ГПУ, располагавшее собственными лагерями и тюрьмами; 3) Наркомат внутренних дел, где этой сферой деятельности ведали Главное управление принудительных работ и Главмилиция, в ведении которой находились арестные дома. Интересно отметить, что названные государственные структуры рассматривали карательную политику не как часть общегосударственной политики, а как одну из функций собственных ведомств. Например, в «Положении об общих местах заключения РСФСР» 1920 г. прямо указывалось, что к ведению местных карательных отделов относится «проведение в жизнь начал, положенных в основу карательной политики Народного комиссариата юстиции». Численный состав Наркомата юстиции и его ведомств по всей федерации на 1922 г. намечался в количестве 87 тыс. чел., из них штаты исправительных учреждений - 18557 чел. и 10 тыс. чел. конвойная стража.

В систему мест заключения НКЮ входили тюрьмы (к концу 1920 г. их было 251), сельскохозяйственные колонии и фермы, число которых быстро увеличивалось (в 1922 г. было 32 колонии и 28 ферм), а также учреждения для несовершеннолетних и больных. Вполне естественно, что НКЮ стремился сохранить за собой право проводить «собственную» карательную политику и считал необходимым сконцентрировать все пенитенциарные учреждения в своем ведомстве. К концентрационным лагерям Наркомюст относился весьма сдержанно. В одном из проектов постановления СНК, разработанном комиссариатом юстиции, было записано: «Заключение в лагерь принудительных работ как мера наказания отменяется. Все осужденные судебными учреждениями к лишению свободы содержатся в общих и специальных местах заключения, подведомственных НКЮ». В другом документе, выработанном в начале 1922 г. особой комиссией при ВЦИКе по пересмотру учреждений РСФСР, говорилось: «Обязать Народный комиссариат внутренних дел немедленно приступить к передаче всех его концентрационных лагерей органам Народного комиссариата юстиции... Предложить Народному комиссариату юстиции ввести лагеря в общую систему мест заключения, назначая их для более легко осужденных».

Однако лагерям была суждена долгая жизнь. За их сохранение высказался 5-й Всероссийский съезд заведующих отделами управлений губернских исполкомов (1922 г.). При обсуждении перспектив карательной политики съезд отметил, что «постановка пенитенциарного дела в лагерях принудительных работ находится на правильном пути и что НКВД имеет более мощную административную систему, чем ведомство НКЮ».

Представители НКВД высказывали по этому поводу следующие соображения: «НКЮ за четыре года не сумел не только усовершенствовать полученный им в довольно приличном состоянии тюремный аппарат, но во многом допустил его разрушение и, в частности, почти совсем растерял уездные тюрьмы * . В то же время Главное управление принудительных работ буквально из ничего менее чем за три года создало довольно мощную организацию лагерей, давшую возможность снять их даже с государственного обеспечения». Аргументы представителей НКВД были приняты во внимание, и съезд высказался за передачу всех мест лишения свободы в подчинение Народному комиссариату внутренних дел.

Некоторое несовпадение взглядов двух конкурирующих ведомств - НКЮ и НКВД на содержание и методы карательной политики можно объяснить тем, что в Наркомюсте в тот период работало значительное количество так называемых «буржуазных специалистов» -крупных ученых-правоведов, адвокатов, юристов, которые, подстраиваясь и приспосабливаясь, все же не могли смириться с противоправными действиями большевистских властей.

Работники же другого ведомства - НКВД, среди которых было немало профессиональных революционеров, напротив, не колеблясь, в силу своих убеждений поддержали террор, возведенный в ранг официальной политики.

25 июля 1922 г. Совнарком принял постановление о сосредоточении всех мест заключения в одном ведомстве - НКВД. 12 октября 1922 г. НКВД и НКЮ выработали совместное соглашение о реорганизации и разграничении полномочий. Главное управление принудительных работ НКВД и Центральный исправительно-трудовой отдел при НКЮ упразднялись, а их функции и подведомственные учреждения передавались вновь созданному Главному управлению местами заключения при НКВД. За органами НКЮ сохранялись права прокурорского надзора.

Средств, отпускаемых Наркоматом внутренних дел на содержание концлагерей, катастрофически не хватало. Жизнь в лагерях была невыносимой. В течение короткого времени физически здоровые люди становились нетрудоспособными. В лагерях свирепствовали эпидемии, заключенные умирали от истощения. В лагерях принудительных работ при среднемесячном содержании в 1921 г. немногим более 50 тыс. заключенных в течение года умерло 6383 заключенных.

С августа 1922 г. все расходы на содержание мест заключения были отнесены на счет местного бюджета. Правительство оставило на государственном снабжении лишь 15 мест заключения, имевших общегосударственное значение, среди них были наиболее крупные изоляционные тюрьмы, труддома для несовершеннолетних и тюрьмы для политических преступников. Выделяемых исполкомами средств едва хватало на заработную плату служащим. Были случаи, когда исполкомы принимали постановления о закрытии губернии для приема заключенных извне.

«Вся сеть мест заключения, - говорилось в докладной записке наркома внутренних дел А.Белобородова в Совнарком от 19 февраля 1925 г., - рассчитанная за округлением на 73000 штатных мест, содержит в настоящее время 100924 человека. Таким образом, эти 30000 заключенных, не вошедшие в план снабжения, должны питаться за счет остальных... В результате - голодание тысяч заключенных, создание антисанитарной обстановки с угрозой эпидемических заболеваний, побеги из мест заключения, которые не могут предупредить по причине недостаточного служебного персонала. Считая положение угрожающим, Народный комиссариат внутренних дел РСФСР по Главному управлению местами заключения полагает, что со стороны Центральной власти необходима срочная помощь местному бюджету на нужды мест заключения...».

Именно тяжелым материальным положением можно объяснить некоторые всплески «гуманности» со стороны Советской власти, наблюдавшиеся в первой половине 20-х гг., когда из тюрем и лагерей выпускались тысячи заключенных в связи с амнистиями или путем освобождения их до срока. Однако эта политика «проветривания камер», как ее называли тюремные служащие, была малоэффективна, т.к. через день-другой тюрьмы наполнялись новым составом заключенных.

Деятельность мест заключения, подведомственных НКВД, регламентировалась Исправительно-трудовым кодексом РСФСР, принятым 16 октября 1924 г. Важно отметить, что среди учреждений, предусмотренных Кодексом «для принятия мер социальной защиты исправительного характера», лагеря названы не были. Согласно отчету Главного Управления мест заключения республики XI съезду Советов, концентрационные лагеря были повсеместно ликвидированы или преобразованы в места заключения общего типа еще в 1923 г. Однако это не совсем так. Дело в том, что в стране по-прежнему продолжали существовать две карательные системы, только теперь не в ведомствах НКЮ и НКВД, а в составе НКВД и ГПУ-ОГПУ.

Созданное в феврале 1922 г. Государственное политическое управление при НКВД, заменившее ВЧК, в конце 1923 г. выделилось из Наркомата внутренних дел и было подчинено правительству. Вместе с ГПУ выделилась и репрессивная система, в которую вошли подведомственные ГПУ внутренние тюрьмы, изоляторы и концентрационные лагеря особого назначения, типа Соловецкого, организованного по постановлению СНК РСФСР от 2 октября 1923 г. Деятельность этой системы базировалась на внутриведомственных актах, она не подчинялась общегосударственному законодательству, была исключена из поля зрения общественности. Главлит издал ряд секретных циркуляров «О Соловецких концлагерях», «О сведениях по работе и структуре ОГПУ» и других, которые запрещали публиковать сведения о деятельности Политуправления. Таким образом, «карающий меч революции» был выведен из-под контроля советской и мировой общественности.

10 августа 1922 г. ВЦИК издал декрет, в котором разрешил особой комиссии при НКВД высылать в целях изоляции за границу или в определенные местности РСФСР «лиц, причастных к контрреволюционным выступлениям», в административном порядке, не прибегая к аресту, на срок до 3-х лет. Высланные в административном порядке лишались на время высылки активного и пассивного избирательного права и поступали под надзор местного органа ГПУ, которое определяло местожительство выселяемого в районе высылки.

16 октября того же года это постановление было дополнено новым декретом ВЦИК, по которому Особая комиссия при НКВД по высылке наделялась правом не только высылать, но и заключать в лагерь принудительных работ на месте высылки на тот же срок (не свыше 3-х лет) лиц, признаваемых социально опасными, а именно: деятелей антисоветских политических партий и преступников-рецидивистов.

28 марта 1924 г. ЦИК утвердил Положение о правах ОГПУ в части административных высылок, ссылок и заключения в концентрационный лагерь. Такие решения оформлялись Особым совещанием ОГПУ в составе трех человек. Одновременно с Особым совещанием активную внесудебную деятельность продолжала и коллегия ОГПУ.

Характерной особенностью деятельности этого внесудебного репрессивного органа было то, что в его жернова мог попасть практически любой человек, а однажды побывавший «там» уже навсегда оставался в поле зрения «всевидящего ока» ОГПУ.

Несмотря на старания Советской власти уравнять в «правах» политических и уголовных заключенных, «политики» в начале 20-х гг. по своему статусу еще как-то отличались от общеуголовных преступников. Они объединялись в коллективы, отстаивали путем многодневных голодовок и самоубийств свои права, выставляли такие требования, как ликвидация гибельных для здоровья лагерей в Холмогорах и Пертоминске, расположенных на берегах Северной Двины и Белого моря, где свирепствовала малярия и не хватало мест для свезенных сюда еще в 1922 г. анархистов и социалистов. Борьба за сохранение человеческого достоинства, за сносные условия существования велась и на Соловках, куда политические заключенные начали поступать летом 1923 г. Столкновение между заключенными и администрацией 19 декабря 1923 г. закончилось трагедией - 6 политзаключенных были похоронены в братской могиле. Слухи о соловецком расстреле дошли до мировой общественности, вызвали массовые протесты со стороны рабочих организаций ряда стран. Большевистская власть не особенно прислушивалась к общественному мнению, хоть и мировому, но на сей раз было решено уступить. 10 июня 1925 г. Совнарком СССР принял постановление: «Прекратить впредь содержание в Соловецком концентрационном лагере особого назначения осужденных за политические преступления членов антисоветских партий (правых с.-р., левых с.-р., меньшевиков и анархистов)». Заключенные переводились в подведомственные ОГПУ места лишения свободы на материке. Советская пресса поспешила оповестить весь мир о ликвидации Соловков, хотя фактически это была не ликвидация концлагеря, а всего лишь переброска части заключенных. Появился прекрасный повод поговорить об укреплении законности, о прекращении режима террора и вообще о гуманности большевистской власти. Лидер профсоюзов М.Томский даже выступил с сообщением по этому поводу перед франко-бельгийской рабочей делегацией.

Вывезенные на материк соловецкие политзаключенные написали специальное «Обращение» к мировому пролетариату, где рассказали правду об этой «акции гуманизма». Дело в том, что вывезли далеко не всех политзаключенных, а только тех, кого ОГПУ признало «политическими», а таких было всего около 300 чел. Другие же заключенные, среди которых находились рабочие-стачечники, участники рабочих движений и организаций; крестьяне, участвовавшие в восстаниях; контрреволюционеры, осужденные за религиозные убеждения и т.д., не имея статуса политических, остались в лагере на общеуголовном режиме, отбывая каторгу, установленную для уголовников. Тем, кого увозили, дали два часа на сборы, а затем бегом, не считаясь с наличием женщин и больных, погнали к пристани. Переполненный трюм парохода, битком набитые вагоны, отсутствие в достаточном количестве воды и продовольствия, одуряющая духота и грубость конвоя - вот краткое описание 9-дневного путешествия «политиков». И что же в итоге? Тобольская каторжная тюрьма, куда завезли около 100 чел. Другую группу заключенных - около 200 чел. отправили в Верхне-Уральск. Это было, по сути, новое, гораздо более суровое наказание.

Соловецкий быт с его отвоеванными льготами показался социалистам чуть ли не раем по сравнению с тем, что им уготовило ОГПУ на материке.

У советской каторжной тюрьмы по сравнению с царской появилось одно существенное отличие - это специально подобранный штат администрации и надзора, главной чертой которого было чувство животной ненависти к «меньшевистской сволочи» и «христопродавцам». Казалось, красноармейцы и надзиратели только и ждали подходящего случая, чтобы учинить кровавую расправу.

Интересно проанализировать, как и за какие преступления попадали социалисты в большевистские застенки. Из 126 политзаключенных Тобольской каторжной тюрьмы только 21 имел судебный приговор; из 200 политузников Верхне-Уральской тюрьмы по суду был осужден один человек, остальные репрессированы ГПУ не за какие-нибудь конкретные преступления, не за вооруженную борьбу с большевистской властью, а за одну лишь принадлежность - иногда даже в прошлом - к социалистическим и анархистским партиям. Именно за членство в партиях, иногда пассивное, их приговорили к тюрьме и концлагерю, а четверых к расстрелу, замененному 10-летней тюрьмой. 29 чел. из 126 судили в 1922 г., 53 в 1923 г., а остальных - в 1924 и 1925 гг., когда гражданская война уже давно была оконченной.

Террор против политических противников имел целью уничтожить всякую возможность политической оппозиции, пресечь любые попытки инакомыслия. Лидеры большевистской партии, в частности М.П.Томский, не раз повторяли: «В обстановке диктатуры пролетариата может быть и две, и три, и четыре партии, но только при одном условии: одна партия будет у власти, а все остальные в тюрьме».

На XV съезде ВКП(б) глава правительства А.И.Рыков заявил: «Я думаю, что нельзя ручаться за то, что население тюрем не придется в ближайшее время несколько увеличить». В чей же адрес посылались угрозы? Меньшевики и эсеры были уже пройденным этапом, на власть большевиков никто не посягал, за счет кого же предполагалось увеличить население тюрем? Объектом политических репрессий стали однопартийцы, вчерашние соратники по революционной борьбе и внесудебным расправам. Арест, тюрьма, ссылка и концлагерь стали главными аргументами в политических спорах.

Осенью 1927 г. оппозиционеры разослали рядовым членам партии листовку, которая заканчивалась словами: «Долой расстрелы, долой ГПУ, да здравствует рабочая демократия, да здравствует свобода слова, печати и собраний!». Но было уже поздно. Порочная практика репрессий и доносов прочно вошла в плоть и кровь не только партии, но и всей страны.

Многие партийцы искренне верили, что все это было «совершенно справедливой революционной расправой» и делалось во имя светлого будущего. Мечты о «светлом будущем» были для большинства граждан Советской России тем допингом, который помогал пережить настоящее. Однако во все времена были среди россиян люди, которые хотели жить сегодня, не откладывая на потом. «Нам масло надо, а не социализм», - единодушно заявили 6 сентября 1927 г. путиловские рабочие, собравшиеся на кооперативную конференцию. Из 411 присутствовавших рабочих беспартийных было 135 чел. По сообщению ленинградского отдела ОГПУ, рабочие выявили такое озлобление по поводу плохого снабжения, что конференция по резкости выступлений, по самовольности и количеству хулиганских выпадов могла вполне быть отнесена к явлениям «исключительного порядка».

Материальное положение рабочих ухудшалось день ото дня. С мрачным юмором рабочие шутили: «Говорят отменили букву "М" - мяса нет, масла нет, мануфактуры нет, мыла нет, а ради одной фамилии - Микоян - букву "М" оставлять ни к чему». Лозунг «догнать и перегнать» для многих уже давно превратился в лозунг «дожить и пережить».

Вот записи из дневника современника, активного профсоюзного деятеля Б. Г.Козелева, относящиеся к лету 1928 г. «Положение в стране напряженное. Создалась в ряде районов паника, запасаются хлебом, другими продуктами, даже мылом, сахаром. В деревнях проявление недовольства, даже волнений. Красноармейцы шлют в деревню хлеб. Отпускники-рабочие, возвратившись из деревни, возбуждены и негодуют на административный произвол. В Николаеве на завод Марти пришли ходоки от крестьян. Были арестованы. В числе арестованных - ни одного кулака. Политика "военного коммунизма" в наше время к добру не приведет...

В Кабарде было крестьянское восстание. Шли к исполкому. В них стреляли, они отвечали. В результате - 6 убитых крестьян. В Ростове обезоружили и арестовали много отдельных командиров красноармейских частей (главным образом, крестьяне).

Крестьяне из деревни пишут в города красноармейцам письма, в которых жалуются на конфискации, притеснения. "Бери, сынок, винтовку и иди защищать отца и мать". 50% таких писем задерживаются».

Это было началом нового этапа гражданской войны, затяжной, необъявленной войны партии и государства против мирного населения своей страны. Убитых на этой войне хоронили тайно, не позволяя оплакивать, пленных свозили в ГУЛАГ.

26 марта 1928 г. ВЦИК и СНК РСФСР приняли постановление «О карательной политике и состоянии мест заключения». В документе отмечался ряд отрицательных явлений и крупных недочетов в деятельности судов и в постановке карательной системы. Правительство требовало «признать необходимым применять суровые меры репрессии исключительно в отношении классовых врагов и деклассированных преступников-профессионалов...» В отношении лиц, не поддающихся, по мнению «Органов», исправлению, предлагалось ставить вопрос о продлении срока или о принятии новых мер социальной защиты. Предлагалось ограничить льготы (зачет рабочих дней, предоставление отпусков, перевод в льготные разряды) классово-чуждым элементам и социально-опасным преступникам. Документ расширял полномочия начальников мест заключения по поддержанию соответствующего режима в местах лишения свободы.

6 ноября 1929 г. ЦИК и СНК СССР внесли изменения в «Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик», принятые в 1924 г. Статья 13 этого документа, в частности, гласила: «Мерами социальной защиты судебно-исправительного характера являются:...б) лишение свободы в исправительно-трудовых лагерях в отдаленных местностях Союза ССР», а статья 18 добавляла: «на срок от трех до десяти лет». Так впервые в советском законодательстве появился термин «исправительно-трудовой лагерь» (ИТЛ) и соответственно «новый» вид уголовного наказания, через которое прошли миллионы «пленных», ни в чем не повинных граждан.

Исправительно-трудовые лагеря росли и набирали силу, а нормативный акт, регулирующий их деятельность, появился только 7 апреля 1930 г., когда СНК СССР принял официальное «Положение об исправительно-трудовых лагерях». Этот документ открывал одну из самых трагических страниц в истории пенитенциарной политики государства. Авторитарная власть получила в свои руки «законный» инструмент для политического и экономического воздействия на общество - ГУЛАГ.

В исправительно-трудовые лагеря направлялись лица, приговоренные судом к лишению свободы на срок не ниже трех лет, а также лица, осужденные постановлением коллегии или Особого совещания ОГПУ. Лагеря находились в ведении ОГПУ, которое осуществляло общее руководство их деятельностью на основе внутриведомственных нормативных актов. ОГПУ наделялось неограниченной властью над судьбами заключенных, которые, попав в сферу его деятельности, фактически выпадали из юрисдикции действующего законодательства.

Наряду с лагерями ОГПУ в стране продолжала действовать карательная система НКВД, куда входили так называемые «общие места заключения» - тюрьмы, исправительно-трудовые колонии, пересыльные пункты и т.д. После ликвидации 15 декабря 1930 г. народных комиссариатов внутренних дел союзных республик эти места заключения передавались в ведение народных комиссариатов юстиции союзных республик. На Наркомат юстиции РСФСР возлагалось «общее руководство исправительно-трудовой политикой и проведение в жизнь исправительно-трудового законодательства». Какое законодательство имелось в виду? Постановление об исправительно-трудовых лагерях? Нет, лагеря никак не вязались с провозглашенным принципом законности и гуманизма. Для демонстрации этих «принципов» существовал другой документ - Исправительно-трудовой кодекс РСФСР 1924 г. Но и он нуждался в коррекции. Курс на обострение классовой борьбы нашел отражение в новом Исправительно-трудовом кодексе РСФСР, утвержденном 1 августа 1933 г. В качестве основной задачи уголовной политики пролетариата (не государства. - Г.И.) на переходный период от капитализма к коммунизму Кодекс определял защиту «диктатуры пролетариата и осуществляемого им социалистического строительства от посягательств со стороны классово-враждебных элементов и нарушений со стороны как деклассированных элементов, так и неустойчивых элементов из среды трудящихся». В этом документе не упоминались ни лагеря, ни 10-летние сроки заключения, ни особые полномочия ОГПУ. Речь шла преимущественно о трудовых колониях и сроках заключения до 3-х лет.

Принятие исправительно-трудового кодекса совпало с периодом временного ослабления репрессий. Исследователи связывают это с появлением секретной инструкции, подписанной 8 мая 1933 г. И.Сталиным и В.Молотовым. В этом циркуляре, названном «Инструкция всем партийно-советским работникам и всем органам ОГПУ, суда и прокуратуры», говорилось: «ЦК и СНК считают, что в результате наших успехов в деревне наступил момент, когда мы уже не нуждаемся в массовых репрессиях, задевающих, как известно, не только кулаков, но и единоличников и часть колхозников.

Правда, из ряда областей все еще продолжают поступать требования о массовом выселении из деревни и применении острых форм репрессий.

В ЦК и СНК имеются заявки на немедленное выселение из краев и областей около ста тысяч семей. В ЦК и СНК имеются сведения, из которых видно, что массовые беспорядочные аресты в деревне все еще продолжают существовать в практике наших работников. Арестовывают председатели колхозов и члены правлений колхозов. Арестовывают председатели сельсоветов и секретари ячеек. Арестовывают районные и краевые уполномоченные. Арестовывают все, кому не лень и кто, собственно говоря, не имеет никакого права арестовывать. И неудивительно, что при таком разгуле практики арестов органы ОГПУ, и особенно милиция, теряют чувство меры и зачастую производят аресты без всякого основания, действуя по правилу: "сначала арестовать, а потом разобраться"». Сталинская критика «арестов без всякого основания» временно сбила волну репрессий, количество заключенных резко уменьшилось, но очень ненадолго.

10 июля 1934 г. постановлением ЦИК был образован общесоюзный Народный комиссариат внутренних дел, в состав которого на правах Главного управления вошло ОГПУ. В структуре НКВД СССР были образованы: Главное управление государственной безопасности, Главное управление рабоче-крестьянской милиции, Главное управление пограничной и внутренней охраны, Главное управление исправительно-трудовых лагерей и трудовых поселений, Главное управление пожарной охраны, отдел актов гражданского состояния и административно-хозяйственное управление. В союзных республиках создавались НКВД с аналогичной структурой, в автономных республиках и областях - Управления НКВД, в РСФСР - институт уполномоченного НКВД. 17 сентября в ведение НКВД были переданы конвойные войска, а 27 октября - исправительно-трудовые учреждения, существовавшие ранее в системе НКЮ. Для руководства ими был образован отдел мест заключения, который вошел в Главное управление исправительно-трудовых лагерей, трудовых поселений и мест заключения НКВД СССР. Этот Главк, несмотря на многократные изменения его названия, всегда сохранял свою первоначальную аббревиатуру - ГУЛАГ. Эти пять букв стали зловещим символом жизни на грани смерти, символом беззакония, каторжного труда и бесправия. Они дали название всей колониально-лагерной стране, в которой помимо своей воли десятилетиями жили и работали миллионы советских людей.

Многие из них попали в ГУЛАГ по решению Особого Совещания. Этот орган внесудебной расправы был образован при народном комиссаре внутренних дел по постановлению ЦИК и СНК СССР 5 ноября 1934 г. и просуществовал до 1 сентября 1953 г. В справке, направленной в конце 1953 г. секретарю ЦК КПСС Н.С.Хрущеву и подписанной министром внутренних дел С. Кругловым и Генеральным прокурором Р.Руденко, сообщалось, что Особым Совещанием за годы его существования было осуждено 442531 чел., в том числе к высшей мере наказания 10101 чел., к лишению свободы 360921 чел., к ссылке и высылке (в пределах страны) 67539 чел., к другим мерам наказания (зачет времени нахождения под стражей, высылка за границу, принудительное лечение) 3970 чел. Далее количество осужденных подробно расписывалось по годам. Эти цифры впоследствии неоднократно повторялись в других официальных документах; в конце 80-х - начале 90-х гг. были частично опубликованы и введены в научный оборот. Между тем, есть основания сомневаться в их достоверности. Обращение к другим источникам позволяет сделать вывод, что цифры, указанные в справке, занижены. Например, в названном документе значится, что в 1944 г. Особым Совещанием было осуждено 10611 чел. При анализе 46-ти докладных записок, направленных Л.Берия в 1944 г. И.Сталину, с указанием какого числа состоялось Особое Совещание, какое количество следственных дел рассмотрено, сколько человек осуждено всего, из них к расстрелу и разным срокам наказания, выявляется, что в 1944 г. было осуждено не 10611 чел., а 27456 чел. Аналогичная картина наблюдается и по некоторым другим годам. Данное несоответствие показывает, что всевозможные официальные сводные справки и отчеты МВД требуют критического подхода и, по возможности, перепроверки путем привлечения разных групп источников.

Возглавлял Особое Совещание сам народный комиссар, в качестве его членов выступали его ближайшие помощники и заместители. Прокурор не входил в состав Особого Совещания, но его присутствие на заседаниях считалось обязательным. Иногда он даже пытался вмешиваться в работу этого внесудебного органа. Например, 10 июня 1939 г. А.Вышинский обратился в ЦК ВКП(б) к И.Сталину и в СНК СССР к В.Молотову с запиской, в которой сообщал: «За последнее время через Особое Совещание при народном комиссаре внутренних дел СССР проходит большое количество дел, причем в каждом заседании Особого Совещания рассматривается от 200 до 300 дел. При таком положении вещей не исключается возможность принятия ошибочных решений». Прокурор предлагал «установить такой порядок работы Особого Совещания, чтобы заседания его созывались чаще и с рассмотрением в каждом заседании меньшего количества дел». Интересна реакция главы правительства на эту записку: «Тов. Берия. Как быть? » - запросил совета В. Молотов у всесильного наркома. Впоследствии оказалось, что 200-300 чел. - это отнюдь не предел, в последующие годы Особое Совещание за одно заседание могло осудить и 789 чел., и 872, и даже 980.

Первоначально полномочия Особого Совещания были несколько ограничены: оно имело право в административном порядке, т.е. без суда и следствия, ссылать, высылать, заключать в исправительно-трудовые лагеря на срок до 5 лет. К началу 40-х гг. все ограничения были сняты. Особое Совещание получило право не только осуждать к 25-летним срокам заключения, но и приговаривать осужденных к расстрелу.

Богатый опыт ОГПУ по части внесудебных репрессий был учтен и преумножен. 27 мая 1935 г. приказом наркома в составе НКВД - УНКВД республик, краев и областей, подчинявшихся напрямую центру, были организованы «тройки» с наделением их правами Особого Совещания. 30 июля 1937 г., опять же по приказу наркома внутренних дел, была создана новая разновидность «троек» для рассмотрения дел в отношении бывших кулаков, членов антисоветских партий, белогвардейцев, жандармов и чиновников царской России, церковников и сектантов, а также бандитов и уголовников-рецидивистов. Их разбивали на две категории: «наиболее враждебных из перечисленных выше элементов» ждал расстрел, остальные подлежали заключению в лагерь или тюрьму на срок от 8 до 10 лет. Этот же приказ определял и персональный состав «троек»: председателями были наркомы внутренних дел республик, начальники краевых, областных Управлений НКВД, членами - первые секретари ЦК компартий союзных республик, краевых или областных комитетов ВКП(б) и республиканские, краевые или областные прокуроры. Такой состав создавал круговую поруку высших должностных лиц. Участие прокуроров в рассмотрении дел было, как правило, фикцией, им направлялись только дела уголовников-рецидивистов.

«Тройки» не были верхом беззакония. 11 августа и 20 сентября 1937 г. вышли приказы НКВД о формировании «двоек» (наркомы внутренних дел и прокуроры). «Высшую двойку» составляли Председатель Верховного Суда СССР и Прокурор СССР. Постановления этого органа мог отменить или пересмотреть только Пленум Верховного Суда СССР.

«Тройки» и «двойки» существовали до 26 ноября 1938 г. Несколько тысяч человек, входивших в эти инквизиторские ячейки, за относительно короткий срок отправили на тот свет сотни тысяч безвинных людей, исковеркали жизнь миллионам сограждан.

Карательная политика государства в отношении своего народа была столь жестока, что даже судебные органы творили не суд, а расправу. Военная коллегия Верховного Суда Союза ССР в составе председательствующего - бригвоенюриста Романычева и членов - бригвоенюристов Дмитриева и Марченко только за один день 17 октября 1938 г. рассмотрела 11 дел на руководящих работников Мценского района Орловской области. На каждое дело отвела 15 минут и в этот же день всех 11 расстреляли. С точки зрения уголовно-процессуального законодательства никаких дел не было. Военколлегия приняла к рассмотрению «дела», составленные из выписок и копий протоколов допросов, зачастую никем не заверенных и не подписанных. Многие подписи были подделаны, все подсудимые от своих показаний отказались, очные ставки не проводились, хотя протоколы ставок прилагались. Среди казненных были первый секретарь райкома Литвишков, председатель райисполкома Шумский, директор промкомбината Агарков, директор кондитерской фабрики Зорин, два члена райсовета, два члена райкома и другие «выдающиеся» люди Мценска.

По такому же делу (председательствующий Ульрих, члены - Рутман и Преображенский) 29 октября 1937 г. расстреляли первого секретаря Курского обкома партии И.У.Иванова. «Подтвердили» свою вину и были казнены второй и третий секретари Курского обкома ВКП(б) Ущеренко и Банин (протокол судебного заседания занял одну страницу), председатель облисполкома Царев, а также десятки других областных и районных руководителей.

Были в судебной практике и другие «дела». 28 января 1938 г. незаконно, без санкции прокурора арестовали секретаря Омского обкома партии Булатова Д. А. Булатов в течение трех лет, то есть на протяжении всего предварительного следствия, категорически отрицал свою вину. 17 июня 1940 г. дело по обвинению Булатова было возвращено Военной коллегией Верховного Суда на доследование, в ходе которого никаких материалов о виновности подследственного в совершении преступлений получено не было. Несмотря на это, 17 октября 1941 г. по заключению, утвержденному Б.Кабуловым, Булатова расстреляли. Жене казненного, Булатовой А.И., в конце войны выдали справку в НКВД, что муж ее умер от паралича сердца 13 апреля 1944 г. в Хабаровском крае, куда был выслан на 10 лет без права переписки. Подобных примеров можно привести множество, и все они подтверждают правоту А.И.Солженицына: «насилие не живет одно и не способно жить одно: оно непременно сплетено с ложью».

Сегодня ни для кого не секрет, кто стоял во главе массовых репрессий. Исполнителей было много, время от времени их меняли, вчерашние палачи становились жертвами, жертвы -палачами. Бессменным оставался лишь главный распорядитель - И.В.Сталин. Интересно проследить, как менялась тональность сталинских директив по мере укрепления режима его личной власти. Вот несколько шифрограмм, хранящихся в Архиве Президента Российской Федерации, на всех собственноручная подпись Сталина (часто всего две буквы - «Ст»). Шифрограмма от 2 января 1930 г. направлена в Харьков Косиору и Чубарю: «Когда предполагается суд над Ефремовым и другими? Мы здесь думаем, что на суде надо развернуть не только повстанческие и террористические дела обвиняемых, но и медицинские фокусы, имевшие своей целью убийство ответственных работников. Нам нечего скрывать перед рабочими грехи своих врагов. Кроме того, пусть знает так называемая "Европа", что репрессии против контрреволюционной части спецов, пытающихся отравить и зарезать коммунистов-пациентов, имеют полное "оправдание" и по сути дела бледнеют перед преступной деятельностью этих контрреволюционных мерзавцев. Наша просьба - согласовать с Москвой план ведения дела на суде». Как видим, здесь есть элемент рекомендации, просьбы, есть попытка как будто оправдаться. Совсем иная тональность у шифрограммы, отправленной Сталиным 11 июня 1937 года в 16 часов 50 минут национальным Центральным Комитетам, крайкомам, обкомам: «В связи с происходящим судом над шпионами и вредителями Тухачевским, Якиром, Уборевичем и другими, ЦК предлагает Вам организовать митинги рабочих, а где возможно, и крестьян, а также митинги красноармейских частей и выносить резолюцию о необходимости применения высшей меры репрессии. Суд, должно быть будет окончен сегодня ночью. Сообщение о приговоре будет опубликовано завтра, т.е. двенадцатого июня».

Другая шифрограмма, направленная 28 июля 1937 г. в Саратов Андрееву, звучит совсем по-деловому, даже буднично: «ЦК согласен с вашими предложениями на счет привлечения к суду и расстрела бывших работников МТС». И еще один документ, тоже шифрограмма, отправлена 27 августа 1937 г. в Смоленский обком Коротченкову: «Советую приговорить вредителей Андреевского района к расстрелу, а о расстреле опубликовать в местной печати. Секретарь ЦК Сталин». Как видим, здесь уже не рекомендация, а фактически приказ от первого лица.

Во всех этих документах (а подобных шифрограмм сохранилось достаточно много) нет даже намека на соблюдение прав и гарантий, декларированных Конституцией СССР 1936 г., нет ни тени законности.

Как правило, рядовые и руководящие сотрудники судебно-репрессивного аппарата действовали в полном соответствии с инструкциями и директивами, исходящими от высших партийно-правительственных органов и должностных лиц. Однако видеть в них только исполнителей чужой воли было бы неверно. Каждый судья и прокурор, следователь и милиционер вносили свой посильный вклад в разгул беззакония.

Все это приучало общество жить в постоянном напряжении и страхе. Люди не только «трепетали, завидя ромбы и петлиц малиновый цвет», они начинали бояться своих друзей, родных и знакомых, которые, сами того не желая, могли стать причиной их несчастий и бед. Всеобщий страх, даже не всегда осознанный, рождал подозрительность и недоверие.

От репрессий и произвола в Советском Союзе не был застрахован никто. После того, как нарком внутренних дел Н.И.Ежов поставил перед Главным управлением госбезопасности задачу «разбить в пух и прах гнилую теорию, насаждавшуюся врагами, о том, что в чекистской среде не может быть предателей и преступников» и призвал «поднять революционную бдительность чекистского коллектива», непосредственная опасность нависла также над всеми кадрами репрессивного ведомства. Первыми, как всегда, борьбу за чистоту рядов начали коммунисты. За год (с мая 1937 по май 1938 г.) на партийных собраниях ГУГБ было рассмотрено 393 персональных дела и среди них 257 по самозаявлениям, в которых члены партии сообщали парткому об арестованных родственниках или знакомых, каялись в притуплении партийной бдительности и т.д. Всего же в парторганизации ГУГБ на 1 мая 1938 г. состояло на учете 1316 чел. Из 39 коммунистов, исключенных в этот период из партии, 17 впоследствии были арестованы.

Весьма значительные потери понес центральный аппарат НКВД. Из Главного управления госбезопасности было уволено «в порядке очистки» за год административным путем 439 чел., 59 переведены в другие управления. Из Главного управления лагерей за 1937 год «вычистили» 200 чел., что составило около 45% к общему количеству работавших в тот период. Особенно серьезные потрясения аппарат НКВД испытал после того, как наркомом стал Л. П.Берия, коренным образом изменивший всю кадровую политику в системе Наркомата внутренних дел.

В 1939 г. из оперативного состава НКВД было уволено 7332 чел., в том числе из периферийных органов и дорожно-транспортных отделов (ДТО) 6359 чел. За это же время чекистские кадры пополнились на 14500 чел., в том числе центральный аппарат увеличился на 3460 чел., территориальные органы на 9332 чел., ДТО на 1086 и особые органы на 628 чел.76% всего нового пополнения пришли из партийных и комсомольских организаций, а также из оперативных школ НКВД, которые также укомплектовывались по мобилизациям партийных органов. Это были молодые (не старше 35 лет), энергичные, достаточно образованные (более половины с высшим образованием) кадры, преимущественно русской национальности.

Еще в конце 1938 г. Берия добился значительного повышения заработной платы сотрудникам НКВД. Работники центрального аппарата получили в 1939 г. 3600 новых жилых комнат, активными темпами близилось к завершению строительство 13 новых больших жилых домов. Заметно улучшилась работа «Главспецторга», обслуживавшего продуктовыми и промышленными товарами через бюро заказов «Стрела» сотрудников НКВД, которые не раз высказывали пожелания, чтобы в летнее время доставка продуктов, заказанных по телефону, осуществлялась непосредственно в дачные местности, наиболее населенные сотрудниками НКВД. К услугам чекистов были спецателье по пошиву одежды, обуви, многочисленные столы заказов, буфеты, дома отдыха, санатории и многое другое, о чем рядовые граждане не смели и мечтать.

С приходом Л.Берия в аппарат НКВД не только резко улучшилось материальное положение сотрудников наркомата, но и шло более тесное сращивание партийных органов с репрессивными, что заметно повышало социальный статус последних.

По инициативе Л. П. Берия ЦК ВКП(б) принял решение о введении института заместителей начальников по кадрам, на эту должность назначались бывшие секретари обкомов, горкомов, крупные партийные и советские работники. В 1939 г. была проведена аттестация начальствующего состава, в ходе которой аттестовали 26 тыс., из них 16600 получили звания госбезопасности впервые. Таким образом, подавляющему большинству оперативных кадров НКВД были присвоены специальные звания, что меняло их менталитет и заметно усиливало служебное рвение.

В этом же году впервые чекистские кадры проходили через партийные инстанции, которые проверяли и утверждали их на оперативную работу. Номенклатура ЦК ВКП(б) составляла 10277 чел. По мнению самих сотрудников НКВД, такое внимание к ним со стороны высших партийных органов вселяло уверенность, укрепляло положение, вызывало желание во что бы то ни стало оправдать доверие ЦК.

«Доверие» действительно было немалое. 10 января 1939 г. органы НКВД получили официальное указание ЦК ВКП(б) о применении мер физического воздействия «в отношении изобличенных следствием шпионов, диверсантов, террористов и других активных врагов советского народа, которые нагло отказываются выдать своих сообщников и не дают показаний о своей преступной деятельности». О том, как чекистские кадры «оправдывали» это доверие, мы хорошо знаем из воспоминаний выживших узников советских концлагерей.

С середины 30-х гг. ГУЛАГ начинает развиваться поистине «большевистскими темпами». Если в 1936 г. было 13 лагерей, то в 1938 г. их стало уже 33. Только за зиму 1937-38 г. было организовано 13 новых лагерей, преимущественно лесного профиля, в которых разместили более 600 тыс. новых заключенных. Этот рост не был стихийным. В апреле 1938 г. начальник ГУЛАГа И. И.Плинер, отчитываясь перед коммунистами на закрытом партийном собрании ГУЛАГа, заверил присутствовавших, что «в ближайшее время мы будем иметь 42 лагеря». Такая уверенность и точность означают, что уже были указания «сверху».

В 1940 г. ГУЛАГ объединял 53 лагеря с тысячами лагерных отделений и лагпунктов, 425 колоний - промышленных, сельскохозяйственных, контрагентских и прочих, 50 колоний для несовершеннолетних, 90 «домов младенца». Гулаговское хозяйство не включало в себя тюрьмы, переполненные почти вдвое против «штатного» количества мест, а также более двух тысяч спецкомендатур, распоряжавшихся по всей стране свободой и жизнью миллионов труд-, спец- и прочих «поселенцев». Этими категориями невольников ведали тюремное управление и отдел спецпоселений НКВД.

Поток заключенных, направляемых в ГУЛАГ, был мощным и беспрерывным. По официальной статистике, например, за 10 дней ноября 1940 г. в лагеря и колонии было вывезено из тюрем СССР 59493 чел. Если предположить, что это были не те 10 дней, «которые потрясли мир», а обычная декада, то легко подсчитать ежегодное пополнение ГУЛАГа. К началу войны число заключенных в лагерях и колониях, по официальным данным, составляло 2,3 млн чел.

Концентрационные лагеря называют чумой XX в. Они стали неотъемлемой частью тоталитаризма, пагубно повлиявшего на судьбы сотен миллионов людей во всем мире.

Это полное слияние идеологии спецслужбы не с законом, а с идеологией правящей партии. Развитие правоохранительных органов СССР в период 1920-е - 1930-е годы Начало этого периода ознаменовано попытками ограничить компетенцию ВЧК и определить более четко ее роль и место в системе государственного управления. Однако с самого начала была обозначена очень широкая трактовка сферы деятельности спецслужбы...

Брался как основополагающий и принцип сравнительного изучения, с соблюдением проблемно-хронологической последовательности. Целью дипломной работы является исследование взаимосвязи сталинизма и системы ГУЛАГа в СССР в 30-е – начале 50-х гг. XX в. Именно данное направление, несмотря на наличие публикаций по каждому из отмеченных аспектов, остается не изученным в качестве самостоятельной проблемы. ...

Необходимым и одним из основополагающих условий для изменения цели и предназначения тюремного заключения. Поэтому неполнота проведенных преобразований в области структуры и организации пенитенциарной системы создавала дополнительные сложности в исправлении преступников и заранее обрекала усилия по их перевоспитанию на низкую результативность. Условия содержания арестантов Положение тюрем в...

... «культа личности» Сталина, а также борьба за власть, которая ознаменовалась распадом образовавшегося триумвирата и потерей возможного, но не состоявшегося коллективного руководства, победой в борьбе за власть Н.С. Хрущева. После смерти Сталина вскоре положение в стране усложнилось в связи с обострением борьбы за власть, развалом триумвирата, неосуществленном коллективном руководстве; наметилось...

Современное развитие российского общества сопровождается признанием прав и свобод человека высшей ценностью (Ст. 2 Конституции Российской Федерации). В связи с этим особое значение приобретает вопрос об охране жизни, здоровья и неприкосновенности личности. Уголовный кодекс России декларирует приоритет уголовно-правовой защиты названных прав. Поэтому состояние борьбы с насильственной преступностью становится важным показателем морального здоровья общества в целом, его социальной и нравственной зрелости, а также способности государства гарантировать исполнение принятых на себя обязательств.

В последние годы в стране наблюдаются как количественный рост, так и целый ряд негативных качественных изменений насильственной преступности. Приобретая значительную распространенность, насильственные преступления становятся все более жестокими. Увеличилась доля посягательств, совершаемых с применением огнестрельного оружия. Возрастает число жертв преступного насилия. Отмечается перемещение насильственных преступлений из сферы быта и досуга в сферу интересов криминалитета и, в частности, организованных преступных сообществ. Все большую общественную опасность представляют лица, совершающие насильственные преступления: растет удельный вес числа рецидивистов, увеличивается доля субъектов, не занятых общественно полезным трудом, повышается криминальная активность представителей маргинальной среды. Неблагоприятные тенденции насильственной преступности способствуют нарастанию социальной напряженности, приводят к утрате населением чувства защищенности, порождают отношение граждан к насилию как наиболее эффективному средству решения возникающих конфликтов. В связи с этим важность борьбы с насильственными преступлениями трудно переоценить.

Разрушение системы общественного контроля, происшедшее в период рыночных преобразований, диктует необходимость особого внимания к характеру складывающейся в таких условиях практики государственного принуждения. Однако применительно к насильственным преступлениям общее предупреждение достигается не столько угрозой уголовного наказания, сколько эффективностью существующих моральных запретов. Поэтому качество уголовно-правового воздействия на насильственную преступность необходимо рассматривать с точки зрения потенциала применяемых мер в правовом воспитании населения, укреплении нравственно-этических норм.

В повышении правосознания населения, наряду с неотвратимостью уголовного наказания, важную роль играет справедливость последнего, его соответствие социальным ожиданиям. С этих позиций исключительную опасность таит в себе сложившийся недостаток позитивной информации общепредупредительного содержания: сведениям о совершенных насильственных посягательствах и принимаемых мерах по задержанию преступников уделяется значительно большее внимание, чем данным о назначенных виновным мерах наказания. Более того, в печати и на телевидении находят широкое освещение факты низкого качества работы по применению уголовно-правовых норм. Такой поток негативной информации о практике применения уголовного наказания способствует формированию неуважения граждан к правовым предписаниям, подрывает авторитет системы уголовной юстиции.

В свете всего вышесказанного особое значение приобретает совершенствование карательной политики в сдерживании насильственной преступности, ведь оптимизация карательной политики и совершенствование правосознания судей являются важными условиями обеспечения комплексности общепредупредительного воздействия уголовно-правовых мер.

Отметим, что под карательной политикой следует понимать ту часть государственной политики в области борьбы с насильственной преступностью, которая формирует средства и меры уголовного, уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного законодательства Зубкова В. И. Уголовное наказание и его социальная роль: теория и практика. - М., 2006. - С. 145..

Кроме того, карательная практика представляет собой реализацию норм вышеуказанных отраслей права, тем самым, показывая эффективность и правильность существующих законов. Результативность карательной практики и ее роль в сдерживании насильственной преступности напрямую зависит от карательной политики страны. Так же издаваемые законы должны быть логичны и последовательны.

Отметим так же, что карательная практика целенаправленно формируется так, чтобы обеспечить эффективное сдерживание насильственной преступности. В этом она основывается на определяемой в рамках карательной политики общей линии в правотворчестве и правоприменении по выработке законодательных норм, касающихся института назначения наказания, и их применению судами к лицам, признанным виновными в совершении преступлений.

Это свидетельствует, с одной стороны, об отсутствии целенаправленной, последовательной карательной политики, с другой - о том, что на сегодняшний день государство практически отказывается от использования профилактического потенциала карательной практики.

По нашему мнению, при условии сохранения существующих тенденций строгости карательной практики возможно ослабление уголовно-правового воздействия на лиц, совершающих насильственные преступления.

В этом смысле предусмотренное новым Уголовным кодексом России усиление строгости санкций за некоторые насильственные преступления способно оказать на практику назначения уголовных наказаний эффект моментального усиления. Но поскольку прочие факторы, определяющие характер карательной практики, остаются неизменными, то со временем вновь возобладает тенденция снижения строгости мер уголовно-правового воздействия, применяемых судами к виновным в совершении преступлений.

Стратегия формирования эффективной карательной политики состоит в оптимальном сочетании стабильной, обоснованно строгой линии в применении мер уголовного наказания и последовательного развития механизмов социального контроля и профилактики. Так же состоит в сочетании обоснованно строгой политики применения уголовно-правовых санкций с последовательным развитием социального контроля и профилактики. В основе этого подхода лежат, с одной стороны, дифференцированное отношение к преступникам, четкая индивидуализация наказания, с другой - понимание значимости социальных механизмов формирования преступного поведения. Внимание уделяется не только реагированию на факты уже совершившегося насилия, но и в значительной мере на изменение окружающей среды, социальных и поведенческих факторов, вызывающих насилие. Красуцких Л. В. Понятие карательной практики и ее роль в сдерживании преступности // Актуальные проблемы права России и стран СНГ-2004: Мат-лы VI междунар. науч.-практ. конф. (1-2 апреля 2004 г.): в 2 ч. - Челябинск: Южно-Уральской государственный университет, 2004.

На наш взгляд эффективной стратегией для организации борьбы с насильственной преступностью будет сочетание обоснованно строгой политики применения уголовно-правовых санкций с последовательным развитием социального контроля и профилактики. Конструктивное значение такой позиции состоит в том, чтобы уменьшить стремление граждан к насильственным формам поведения, ограничить возможности реализации насильственной установки, а также обеспечить эффективное наказание виновных в совершении преступлений. Не вдаваясь в суть необходимых на сегодняшний день социальных преобразований, можно определить основное направление совершенствования карательной практики: стабилизация ее строгости на обоснованно высоком уровне. Так же нецелесообразно формирование карательной политики путем спонтанного реагирования на изменения регистрируемых показателей, характеризующих насильственную преступность. Мы можем прийти к выводу о важности выработки рационального подхода на основе уголовно-правового прогноза динамики преступного насилия.

Для адекватной реализации карательной политики важно обеспечить согласованность изменений в криминальном законодательстве, касающихся института назначения наказания, и в практике его применения. Особая значимость этого положения обусловлена динамикой изменения российского уголовного законодательства. В новом Уголовном кодексе закреплены более строгие санкции за большинство составов преступлений, относящихся к числу насильственных. Таким образом, законодатель определил направление и границы оптимизации карательной практики в соответствии с социальными потребностями. Однако тенденции существующей практики применения наказаний за насильственные посягательства, рассмотренные вплоть до момента вступления в силу нового уголовного закона, указывают на стремление правоприменителя к ослаблению уголовно-правового воздействия на виновных. В сложившейся ситуации важную роль в правильной реализации карательной политики приобретает совершенствование судейского правосознания. В этом аспекте заслуживают внимания не только знание судьями законодательства, но и отношение к нему, а также оценочные суждения при назначении наказания. Красуцких Л. В. Роль человеческого фактора в определении карательной практики // Актуальные проблемы права России и стран СНГ-2004: Мат-лы IV междунар. науч.-практ. конф. - Челябинск: Южно-Уральской государственный университет, 2004. - Ч. 2.

В настоящее время существует проблема совершенствования уголовного закона об ответственности за насильственные преступления. На наш взгляд законодатель должен обратить внимание на существующие в законе пробелы и фикции. Точное применение закона будет способствовать достижению ожидаемых результатов карательной практики в стране. Но, понимая необходимость совершенствования уголовного законодательства, никто не призывает, чтобы малейшие изменения в жизни немедленно влекли коррекцию правового законодательства.

Изменения криминального законодательства требует значительных затрат времени и средств. Данные изменения будут оправданны лишь в случае радикальных общественных преобразований, влекущих серьезные, долгосрочные изменения в характере общественного сознания. В ином случае карательная политика должна носить стабильный характер.

На наш взгляд, основной упор в совершенствовании карательной практики должен быть сделан на совершенствование судейского правосознания.

Итак, стратегия формирования эффективной карательной политики состоит в оптимальном сочетании стабильной, обоснованно строгой линии в применении мер уголовного наказания и последовательного развития механизмов социального контроля и профилактики.

В заключение данной главы мы можем сделать следующие выводы:

• 1. На сегодняшний день отмечаются весьма негативные тенденции в самой динамике насильственной преступности в целом, это касается, в первую очередь, роста убийств в общем массиве преступлений, увеличивается удельный вес предумышленных насильственных преступлений, рост насильственной латентной преступности, увеличение посягательств на жизнь и здоровье граждан, осуществляется процесс совершенствования и появления более новых признаков профессионализма в преступности, на фоне всего явственно отмечается рост рецидивной преступности. Отметим так же, что сегодня имеются негативные тенденции в самой динамике насильственной преступности в целом, это касается, в первую очередь, роста убийств в общем массиве преступлений, увеличивается удельный вес предумышленных насильственных преступлений, рост насильственной латентной преступности, увеличение посягательств на жизнь и здоровье граждан, осуществляется процесс совершенствования и появления более новых признаков профессионализма в преступности, на фоне всего явственно отмечается рост рецидивной преступности.
• 2. Предупреждение насильственных преступлений и хулиганства основывается на общих положениях профилактики преступлений и включает меры как общесоциального, так и специально-криминологического характера. Общесоциальное предупреждение насильственных преступлений и хулиганства осуществляется в ходе социально-экономического строительства, в процессе развития общества. Уменьшение противоречий, диспропорций в обществе уже несет в себе профилактическую направленность. В свою очередь, специально-криминологическая профилактика насильственных преступлений и хулиганства включает меры по устранению причин и условий, способствующих совершению преступлений данного вида, а также меры индивидуально-профилактического воздействия на конкретных лиц.

Успех в профилактике насильственных преступлений и хулиганства зависит от полноты их выявления и обеспечения неотвратимости наказания за совершение этих преступлений. Несоблюдение этих требований быстро приводит к повторному совершению лицами преступлений, вовлечению в преступления новых участников.

3. Между тенденциями общественной опасности насильственной преступности и строгостью карательной практики установлена отрицательная статистическая взаимосвязь, что свидетельствует как о нерациональности карательной политики, так и о наличии дефектов судейского правосознания.

При условии сохранения существующих тенденций строгости карательной практики прогнозируется дальнейшее ослабление уголовно-правового воздействия на лиц, совершающих насильственные преступления.

Необоснованное ослабление строгости карательной практики снижает авторитет системы уголовной юстиции. Следствием этого становится развитие "теневой" (неформальной) юстиции.