Написать что значит быть человеком. Как быть человеком

Вы спрашиваете меня, что значит «становиться человеком» (а вы, конечно, спрашиваете, иначе не оказались бы на этой странице)? Не знаю. Например, антропологи видят причину «очеловечивания» гоминид в с себе подобными и становиться умнее в совместном развитии; философы-экзистенциалисты , что «человек потому не поддаётся определению, что первоначально ничего собой не представляет» и он, по сути, лишь то, что сам из себя делает; в свою очередь психоаналитики, в частности Юнг, о том, что человек становится личностью, индивидом лишь в процессе самопознания и раскрытия собственной самости.

Сегодня мы решили опубликовать очередную точку зрения на этот вопрос, которая принадлежит одному из основателей гуманистической психологии Карлу Роджерсу. Как истинный гуманист он уверен — для того чтобы стать человеком, необходимо установить контакт со своим настоящим «Я», попытаться найти себя истинного, избавившись от масок и фасадов, прислушаться к своим собственным чувствам и рискнуть избавиться от всего навязанного извне. Казалось бы, что может быть проще? Ан-нет. Попробуйте хотя бы ответить на классический роджеровский вопрос: «» То-то же. Но что делать, если ответ отрицательный? Пожалуй, начать с прочтения Роджерса.

Углубляемся

Работая в Консультативном центре Чикагского университета, я имел возможность общаться с людьми, которые обращались ко мне с множеством личных проблем. Например, студент, озабоченный возможным провалом на экзаменах в колледже; домохозяйка, разочаровавшаяся в своем замужестве; человек, чувствующий, что он находится на грани полного нервного расстройства и психоза: ответственный работник, проводящий большую часть своего времени в сексуальных фантазиях и не справляющийся с работой; способный студент, парализованный убеждением в том, что безнадежно несостоятелен; родитель, удрученный поведением своего ребенка; очаровательная девушка, которую безо всяких причин одолевают приступы глубокой депрессии; женщина, которая опасается, что жизнь и любовь проходят мимо, а ее диплом с хорошими оценками - слишком малая компенсация этого; человек, который убедился в том, что могущественные или зловещие силы находятся в заговоре против него. Я мог бы продолжать умножать эти многочисленные и уникальные проблемы, с которыми к нам приходят люди. Они представляют полноту жизненного опыта. Однако я не испытываю удовлетворения, давая этот перечень, так как, будучи консультантом, я знаю, что та проблема, которая высказана в первой беседе, не будет той же проблемой во второй и третьей беседах, а к десятой беседе она обернется совсем иной проблемой или целым рядом проблем.

Я пришел к убеждению, что, несмотря на это ставящее в тупик разнообразие по горизонтали и многослойную вертикальную сложность, возможно, есть лишь одна проблема. Углубляясь в опыт многих клиентов во время психотерапевтических отношений, которые мы пытаемся для них создать, я прихожу к выводу, что каждый клиент задает один и тот же вопрос. За проблемной ситуацией, на которую жалуется индивид, за проблемами с учебой, женой, начальником, за проблемой своего собственного неконтролируемого или странного поведения, пугающих чувств лежит то, что составляет основной поиск клиента. Мне кажется, в глубине души каждый человек спрашивает: «Кто я в действительности? Как я могу войти в контакт с моим настоящим «Я», лежащим в основе моего поверхностного поведения? Как я могу стать самим собой?»

Читайте также

Процесс становления

Заглянуть под маску

Разрешите мне попытаться объяснить, что я имею в виду, когда говорю, что мне кажется - цель, которой более всего хочет достигнуть человек, та цель, которую он сознательно или неосознанно преследует, состоит в том, чтобы стать самим собой.

Когда ко мне приходит человек, обеспокоенный своими, только ему присущими трудностями, я уверен, что самое лучшее - это постараться создать такие отношения с ним, в которых он чувствует свободу и безопасность. Моя цель - понять, как он чувствует себя в своем внутреннем мире, принять его таким, каков он есть: создать атмосферу свободы, в которой он может двигаться куда захочет, по волнам своих мыслей и состояний. Как он использует эту свободу?

Мой опыт показывает, что он использует свободу для того, чтобы все более и более стать самим собой. Он начинает ломать фальшивый фасад, сбрасывать маски и роли, в которых он встречал жизнь. Выявляется, что он старается найти что-то более важное; что-то, что более правдиво представляло бы его самого. Сначала он сбрасывает маски, которые он до некоторой степени осознавал. Например, молодая студентка описывает в беседе с консультантом одну из масок, используемых ею. Она очень не уверена, есть ли за этим умиротворяющим всех, заискивающим фасадом какое-то реальное «Я» со своими убеждениями.

«Я думала об этой обязанности соответствовать норме. У меня как-то развилось что-то вроде умения, я думаю… ну… привычка… стараться, чтобы люди вокруг меня чувствовали себя легко, или вести себя так, чтобы все шло гладко. Всегда должен быть человек, который ублажает всех. На встрече, или на небольшой вечеринке, или еще когда… я могла делать так, чтобы все шло хорошо, и при этом еще казалось, что я тоже хорошо провожу время. А иногда я сама удивлялась тому, что отстаивала точку зрения, противоположную своей, боясь обидеть человека, высказавшего ее. Другими словами, я никогда не имела твердого и определенного отношения к вещам. А сейчас - о причине, почему я это делала: вероятно, потому, что я слишком часто была такой дома. Я просто не защищала своих убеждений до тех пор, пока не перестала понимать, есть ли у меня вообще какие-нибудь убеждения, которые нужно защищать. Я не была собой, если говорить действительно честно, и на самом деле не знала, что я собой представляю; я просто играла своего рода фальшивую роль».

В этом отрывке вы видите, как клиент исследует свою маску, осознавая свое недовольство ею, и хочет знать, как добраться до реального «Я» за этой маской, если таковое имеется.

В этой попытке обнаружить свое собственное «Я» психотерапевтические отношения обычно используются клиентом, чтобы исследовать, изучить различные стороны собственного опыта, осознать и быть готовым встретить глубокие противоречия, которые он часто обнаруживает. Он узнаёт, насколько его поведение и переживаемые им чувства являются нереальными, не тем, что идет от истинных реакций его организма, а представляют собой фасад, стену, за которой он прятался. Он открывает, насколько в жизни он следует тому, каким ему нужно быть, а не тому, каков он есть на самом деле. Он часто обнаруживает, что существует лишь как ответ на требования других людей, ему кажется, что у него нет своего «Я» и что он только старается думать, чувствовать и вести себя так, как, по мнению других, ему следует думать, чувствовать и вести себя.

В связи с этим я был удивлен, когда обнаружил, как точно, с глубоким психологическим пониманием более века тому назад описал проблему индивида датский философ Серен Кьеркегор. Он указывал, что мы часто встречаем отчаяние, происходящее от невозможности выбора или нежелания быть самим собой, но самое глубокое отчаяние наступает тогда, когда человек выбирает «быть не самим собой, быть другим». С другой стороны, желание «быть тем „Я“, которое ты есть на самом деле»,- это, конечно, нечто, противоположное отчаянию, и за этот выбор человек несет величайшую ответственность. Когда я читаю некоторые его сочинения, я почти чувствую, что он, должно быть, слышал все то, что говорили наши клиенты, когда они, волнуясь, расстраиваясь и мучаясь, искали и изучали реальность своего «Я».

Этот поиск становится еще более волнующим, когда они обнаруживают, что срывают те лживые маски, о фальши которых и не подозревали. Со страхом они начинают исследовать вихри и даже бури чувств внутри себя. Сбрасывание маски, которая долгое время была неотъемлемой частью вас, вызывает глубокое волнение, однако индивид движется к цели, которая включает в себя свободу чувств и мыслей. Это проиллюстрируют несколько высказываний женщины, которая участвовала в ряде психотерапевтических бесед. Рассказывая о своей борьбе за то, чтобы дойти до ядра своей личности, она использует много метафор.

«Как я вижу это сейчас, слой за слоем я избавлялась от защитных реакций. Я построю их, испытаю, а затем сбрасываю, когда вижу, что вы оставались таким же. Я не знала, что было на дне, и очень боялась дойти до дна, но я должна была продолжать пытаться это сделать. Сначала я почувствовала, что внутри меня ничего нет - только огромная пустота чувствовалась там, где я хотела иметь твердое ядро. Тогда я почувствовала, что стою перед массивной каменной стеной, слишком высокой, чтобы перелезть через нее, и слишком толстой, чтобы пройти сквозь нее. Наступил день, когда стена стала скорее прозрачной, чем непроницаемой. После этого, казалось, стена исчезла, но за ней я обнаружила дамбу, сдерживающую яростно вспененные воды. Я почувствовала, что я как бы сдерживаю напор этой воды, и, если бы я сделала даже крохотную щель, я и всё вокруг меня было бы уничтожено последующим потоком чувств, которые представлялись в виде воды. В конце концов я не смогла более выдерживать это напряжение и пустила поток. В действительности все мои действия свелись к тому, что я поддалась чувству охватившей меня острой жалости к себе, затем - чувству ненависти, потом - любви. После этого опыта я почувствовала, как будто я перепрыгнула через край пропасти на другую сторону и, немного шатаясь и стоя на самом краю, наконец-то ощутила, что оказалась в безопасности. Я не знаю, что я искала и куда шла, но тогда я почувствовала, как и всегда чувствовала, когда жила на самом деле,- что я двигалась вперед».

Мне кажется, этот отрывок довольно-таки хорошо передает чувства многих индивидов: если фальшивый фасад, стена, дамба не удержатся, все будет унесено в ярости чувств, запертых в их внутреннем мире. Однако этот отрывок также показывает непреодолимое желание искать себя и стать самим собой, испытываемое индивидом. Здесь также намечается способ, с помощью которого индивид определяет реальность своего внутреннего мира - когда он во всей полноте переживает свои чувства, которые на органическом уровне и есть он сам, как этот клиент переживает жалость к себе, ненависть и любовь,- тогда он чувствует уверенность, что является частью своего реального «Я».

Переживание чувств

Я хотел бы еще сказать кое-что о переживании чувств. В действительности это - открытие неизвестных компонентов своего «Я». Феномен, который я собираюсь описать, очень трудно осмыслить до конца. В нашей каждодневной жизни есть тысяча причин, чтобы не разрешать себе переживать наши отношения в полной мере. Это причины, проистекающие из нашего прошлого и настоящего, причины, которые коренятся в социальном окружении. Переживать чувства свободно, во всей полноте кажется слишком опасным. Но в безопасности и свободе психотерапевтических отношений эти чувства могут переживаться в полной мере, такими, каковы они есть в реальности. Они могут переживаться и переживаются так, как я хотел бы думать, «в чистом виде», так что в данный момент человек - это действительно его страх, или действительно его нежность, или гнев, или что-нибудь еще.

Возможно, я снова смогу это прояснить, приведя пример из записей сеансов психотерапии одного клиента, пример, который покажет и раскроет, что я имею в виду. Молодого человека, студента-выпускника, давно участвующего в психотерапии, озадачивает смутное чувство, которое он ощущает в себе. Постепенно он определяет его как какое-то чувство страха, например провалиться на экзаменах, не получить степень доктора. Затем следует долгая пауза. Начиная с этого момента пусть запись беседы говорит сама за себя.

Клиент: Я как бы разрешил этому просочиться. Но я также связал это с вами и с моими отношениями с вами. Я чувствую одно - что как бы страх этого исчезает; или есть другое… так трудно схватить… у меня как бы два разных чувства по отношению к этому. Или как-то два «Я». Одно - испуганное, хотя держится за что-то, и этого человека я сейчас совершенно ясно ощущаю. Вы знаете, мне как бы нужно что-то, за что можно держаться… и я чувствую себя напуганным.

Терапевт: Г-м. Именно так вы можете чувствовать себя в эту минуту, чувствовали себя все это время, и, возможно, сейчас у вас такое же чувство, что нужно держаться за наши отношения.

Клиент: Неужели вы не разрешите мне это, потому что, вы знаете, я как бы нуждаюсь в этом. Мне может быть так одиноко и страшно без этого.

Терапевт: Ага, ага. Разрешите мне держаться за это, так как я буду страшно напуган без этого. Разрешите мне держаться за это… (Пауза).

Клиент: Это как бы то же самое: «Не разрешите ли вы мне иметь диссертацию или степень доктора, так что…» - потому что я как бы нуждаюсь в этом маленьком мирке. Я имею в виду…

Терапевт: В обоих случаях это как бы мольба, да? Дайте мне это, потому что мне это так нужно. Я буду страшно испуган без этого. (Большая пауза ).

Клиент: У меня чувство… Я как-то не могу идти дальше… Это как бы маленький мальчик с мольбой, как-то даже… Какой это жест - мольба? (Складывает ладони вместе, как на молитве ). Не смешно ли это? Потому что…

Терапевт: Вы сложили руки как бы для мольбы.

Клиент: Ага, это так! Не сделаете ли вы это для меня? О, это ужасно! Кто я, умоляю?

Возможно, этот отрывок немного раскроет то, о чем я говорю,- переживание чувства до его предела. Вот он, в этот момент чувствующий себя не кем иным, как просящим маленьким мальчиком, умоляющим, выпрашивающим, зависящим. В это мгновение он весь - эта мольба. Конечно, он почти немедленно отшатывается от этого переживания, говоря: «Кто я, умоляю?» - но оно оставило свой след. Как он говорит мгновение спустя: «Так прекрасно, когда, когда все это, что-то новое выходит из меня. Каждый раз я так поражаюсь, и затем у меня опять возникает это чувство, как бы чувство страха, что у меня столько всего, что я, возможно, что-нибудь скрываю». Он понимает, что это прорвалось наружу и что в это мгновение он весь - его зависимость, и его изумляет то, как это произошло.

Этим способом - «все наружу» - переживается не только зависимость. Это может быть боль, горе, ревность, разрушительный гнев, сильное желание, или доверие и гордость, или чуткая нежность, или уходящая любовь. Это может быть любая из тех эмоций, на которые способен человек.

Постепенно из такого рода переживаний я пришел к знанию того, что в такой момент индивид начинает быть тем, кто он есть. Когда человек в процессе психотерапии прочувствует таким образом все те эмоции, которые возникают в нем организмически, причем осознавая их и открыто проявляя, тогда он прочувствует себя во всем том богатстве, которое существует в его внутреннем мире. Тогда он стал тем, кто он есть.

Открытие себя в опыте

Давайте продолжим рассмотрение вопроса о том, что значит стать самим собой. Это очень запутанный вопрос, и я снова постараюсь ответить на него, пусть в виде предположения, исходя из утверждений клиента, которые записаны между беседами. Женщина рассказывает, как различные фасады, с помощью которых она жила, как бы смялись и разрушились, вызвав не только чувство смятения, но и облегчения. Она продолжает:

Вы знаете, кажется, как будто все усилия, потраченные на то, чтобы удержать элементы в том произвольном узоре, совершенно не нужны, напрасны. Вы думаете, что должны сами составить узор, но кусков так много, и так трудно понять, как их состыковать друг с другом. Иногда вы кладете их неверно, и чем больше элементов не подходит, тем больше усилий требуется, чтобы собрать узор, до тех пор пока наконец вы так устанете от всего этого, что подумаете, что эта ужасная неразбериха лучше, чем продолжение работы. А затем вы обнаруживаете, что эти смешанные в кучу кусочки совершенно естественно занимают свои места, и без вашего старания возникает живой узор. Вам остается только обнаружить его, и в процессе этого вы найдете себя и свое собственное место. Вы должны даже позволить вашему собственному опыту раскрыть свой смысл; в то самое мгновение, когда вы укажете, что он значит, вы очутитесь в состоянии войны с самим собой.

Разрешите мне выявить смысл этого поэтического описания: тот смысл, который оно имеет для меня. Я считаю, что она говорит: быть собой - это значит обнаружить тот узор, тот лежащий в основе узора порядок, который существует в непрерывно изменяющемся потоке ее опыта. Быть собой - значит скорее раскрыть единство и гармонию, которая существует в ее собственных чувствах и реакциях, чем стараться использовать маску для сокрытия опыта или стараться придать ему такую структуру, которой он не обладает. Это значит, что реальное «Я» - это что-то, что может быть спокойно открыто в собственном опыте, а не что-то, что ему навязывается.

Приводя отрывки из высказываний этих клиентов, я старался предположить, что происходит в теплой, понимающей атмосфере развивающихся отношений с терапистом. Кажется, что постепенно очень болезненно индивид исследует что-то, находящееся за масками, которые обращены к миру; или то, что лежало за масками, с помощью которых он обманывал себя. Глубоко, часто очень ярко клиент переживает различные стороны самого себя, которые были запрятаны внутри. Таким образом он все более и более становится самим собой - не фасадом, не конформистом по отношению к другим, не циником, отвергающим все чувства, не фасадом с интеллектуальной рациональностью, а живым, дышащим, чувствующим, пульсирующим процессом - короче говоря, он становится человеком.

Человек, который появляется

Я представляю, что некоторые из вас спросят: «Но каким человеком он становится? Недостаточно сказать, что он избавляется от фасадов. Какой человек находится за ними?» Ответ на этот вопрос не из легких. Поскольку один из наиболее очевидных фактов заключается в том, что каждый индивид имеет тенденцию стать самостоятельным, отличным от других, уникальным человеком, я хотел бы выделить несколько, по моему мнению, характерных направлений. Ни один человек не будет полностью воплощать в себе эти характеристики, никто полностью не подойдет под то описание, которое я предложу, но я вижу, что можно вывести некоторые обобщения, которые основаны на моем опыте участия в психотерапевтических отношениях с очень многими клиентами.

Смотрим видео по теме

Открытость опыту

Прежде всего, я хотел бы сказать, что индивид становится более открытым своему опыту. Это высказывание имеет для меня огромное значение. Это - противоположность защите Защита в психологии - регулятивная система стабилизации личности, направленная на «ограждение» сознания от негативных, травмирующих личность переживаний. - Прим. ред. . Психологические исследования показали, что если данные наших органов чувств противоречат нашему представлению о себе, эти данные искажаются. Говоря другими словами, мы не можем видеть все то, что доносят до нас наши органы чувств, а лишь то, что соответствует нашему представлению о себе.

А сейчас в безопасной атмосфере отношений, о которых я говорил, на место этих защитных реакций или ригидности Ригидность - затрудненность в необходимом изменении деятельности. - Прим. ред. постепенно приходит все увеличивающаяся открытость опыту. Индивид становится все более открытым осознанию своих собственных чувств и отношений, таких, какими они существуют у него на органическом уровне, как я это пытался описать. Он также начинает более адекватно, непредвзято осознавать реальность так, как она существует вне его, не втискивая ее в заранее принятые схемы. Он начинает видеть, что не все деревья зеленые, не все мужчины суровые отцы, не все женщины его отвергают, не все неудачи его опыта свидетельствуют о том, что он плохой, и тому подобное. Он способен принять очевидное скорее так, как оно есть, чем исказить его, чтобы оно соответствовало той схеме, которой он уже придерживается. Как можно ожидать, эта все увеличивающаяся открытость опыту делает его более реалистичным при встречах с новыми людьми, новыми ситуациями и новыми проблемами. Это значит, что его верования не являются застывшими, он может нормально относиться к противоречиям. Он может получать много противоречивых сведений и не пытаться отвергнуть эту ситуацию. Открытость сознания тому, что в данный момент существует внутри него и в окружающей его ситуации, мне кажется, является важной характеристикой человека, рождающегося в процессе психотерапии.

Возможно, это высказывание будет более понятно, если я проиллюстрирую его отрывком из записанной на пленку беседы. Молодой специалист в сорок восьмой беседе рассказывает о том, как он стал более открытым телесным и некоторым другим чувствам.

Клиент: Мне кажется невозможным, чтобы кто-то смог рассказать о всех изменениях, которые он ощущает. Но я на самом деле недавно почувствовал, что стал с большим вниманием и более объективно относиться к своему физическому состоянию. Я имею в виду, что не ожидаю слишком многого от себя. Вот как это происходит на практике: я чувствую, что в прошлом обычно боролся с усталостью, которая одолевала меня после ужина. Ну а теперь я полностью уверен, что на самом деле устал, что я вовсе не придумываю этой усталости, у меня просто упадок сил. Кажется, что раньше я почти все время занимался критикой этой усталости.

Терапист: Итак, вы можете позволить себе быть усталым, вместо того чтобы чувствовать наряду с усталостью еще и критицизм по отношению к ней.

Клиент: Да, что мне не следует быть усталым или что-то еще. И я думаю, что это в некотором отношении довольно-таки мудро, что я сейчас просто могу не бороться с этой усталостью; и вместе с этим я чувствую, что мне также нужно замедлить темп. Так что быть усталым - вовсе не так уж плохо. И мне кажется, я как бы могу связать то, почему я не должен был так себя вести, с тем, какой у меня отец и как он смотрит на это. Например, представим, я заболел и сказал бы ему об этом. Наверное, внешне будет казаться, что отец хотел бы чем-то мне помочь, но при этом он говорил бы: «Ну, черт побери, вот еще неприятность!» Вы понимаете, что-то вроде этого.

Терапист: Как будто если ты болен, в этом на самом деле есть что-то досадное.

Клиент: Ага. Я уверен, что мой отец так же с неуважением относится к своему телу, как и я. Вот прошлым летом я как-то неудачно повернулся и что-то вывихнул в спине; я услышал, как там хрустнуло, и все такое. Сначала у меня все время была резкая боль, по-настоящему сильная боль. Я вызвал врача, чтобы он посмотрел меня. Врач сказал, что ничего страшного, само пройдет, нужно только не слишком наклоняться. Ну, это было несколько месяцев тому назад, и только недавно я заметил, что… черт, это действительно больно, и сейчас еще болит… И я вовсе в этом не виноват.

Терапист: Это вовсе не характеризует вас с плохой стороны.

Клиент: Нет… и одна из причин, почему я устаю больше, чем мне следовало бы, в том, что я в постоянном напряжении от этой боли, и поэтому… Я уже записался на прием к врачу, чтобы он осмотрел меня, сделал рентген или еще что-нибудь. В некотором отношении, думаю, вы можете сказать, что я стал более верно чувствовать… или более объективно все это чувствовать. И это действительно, как я говорю, глубокие изменения; и конечно, мои отношения с женой и двумя детьми… Ну, вы бы не узнали меня, если бы смогли увидеть, что я чувствую… как вы… я имею в виду… просто кажется, что на самом деле ничего нет более прекрасного, чем искренне и на самом деле… действительно чувствовать любовь к своим собственным детям и в то же время быть любимым ими. Я не знаю, как это выразить. У нас так возросло уважение… у нас обоих к Джуди… и мы заметили только… как мы стали делать это… мы заметили такие огромные изменения в ней… Кажется, что это - очень глубокая вещь.

Терапист: Я думаю, что вы хотите мне сказать, что теперь можете более правильно слышать себя. Если ваше тело говорит вам, что оно устало, вы слышите его и верите ему, вместо того чтобы его критиковать; если вам больно, вы можете это услышать: если вы чувствуете, что действительно любите вашу жену или детей, вы можете почувствовать это, и, кажется, это проявляется также и в изменениях в них самих.

Здесь в относительно небольшом, но важном по значению отрывке можно увидеть многое из того, что я пытался сказать об открытости опыту. Ранее этот человек не мог свободно чувствовать боль или болезнь, потому что они не принимались отцом. Он не мог чувствовать нежность и любовь к своим детям, потому что эти чувства говорили бы о его слабости, а ему нужно было показывать фасад «Я - сильный». Но сейчас он способен быть по-настоящему открытым опыту своего организма: он может быть усталым, когда устал; он может чувствовать боль, когда ему больно: он способен свободно чувствовать любовь, испытываемую им к своей дочке; и он так же может чувствовать и выражать раздражение по отношению к ней. Как он сообщает в следующей части беседы, он может жить опытом своего целостного организма, а не закрывать его от осознания.

Вера в свой организм

Особую трудность представляет описание второго качества, появляющегося у человека после процесса психотерапии. Кажется, этот человек все в большей степени обнаруживает, что его собственному организму можно доверять: что организм является подходящим инструментом для выбора поведения, наиболее соответствующего данной ситуации.

Попытаюсь донести это до вас в более доходчивой форме. Возможно, вы сможете понять мое описание, представив себе индивида, который всегда стоит перед таким реальным выбором:

«Проведу ли я отпуск вместе с семьей или один?», «Выпить ли мне третий коктейль, который вы мне предлагаете?», «Тот ли это человек, который может быть моим партнером в любви и в жизни?».

Как же поведет себя человек в такого рода ситуациях после психотерапии? В той степени, в которой этот человек открыт всему своему опыту, у него есть доступ ко всем имеющимся у него данным, на которых можно построить свое поведение в конкретной ситуации. Он обладает знаниями о своих чувствах и побуждениях, которые часто бывают сложными и противоречивыми. Он с легкостью может чувствовать весь набор социальных требований: от относительно жестких социальных «законов» до желаний детей и семьи. Ему доступны воспоминания о подобных ситуациях и последствиях различного поведения. У него имеется сравнительно верное восприятие данной ситуаций во всей ее сложности. Он может разрешить своему целостному организму при участии сознательной мысли рассмотреть, взвесить и привести в равновесие каждый стимул, потребность и требование, их относительную значимость и силу. Произведя это сложное взвешивание и уравновешивание, он способен найти такой путь действий, который, кажется, лучше всего удовлетворяет все его дальние и сиюминутные потребности в ситуации.

Взвешивая и уравновешивая компоненты данного жизненного выбора, его организм, конечно, будет совершать ошибки. Будут и ошибочные выборы. Но поскольку он стремится быть открытым своему опыту, происходит все более широкое и быстрое осознание неудовлетворительных последствий решения, все более быстрое исправление ошибочных выборов.

Возможно, полезно понять, что у большинства из нас недостатки, мешающие этому взвешиванию и нахождению баланса, заключаются в том, что мы включаем в свой опыт то, что к нему не относится, и исключаем то, что относится к нему. Так, индивид может настаивать на таком представлении о себе, как «Я знаю меру при употреблении спиртных напитков», в то время как открытость его прошлому опыту показывает, что это едва ли верно. Или молодая женщина способна видеть только хорошие качества своего будущего супруга, в то время как открытость опыту показала бы, что у него есть и недостатки.

Как правило, когда клиент открыт своему опыту, он начинает находить свой организм более заслуживающим доверия. Он чувствует меньше страха перед своими эмоциональными реакциями. Наблюдается постоянный рост веры и даже расположения к сложному, богатому, разнообразному набору чувств и наклонностей, существующих в человеке на организмическом уровне. Сознание вместо того, чтобы быть сторожем многочисленных и опасных непредсказуемых побуждений, из которых лишь немногим может быть разрешено появиться на свет, становится довольным обитателем общества побуждений, чувств и мыслей, которые, как обнаруживается, очень хорошо управляют собой, когда за ними не следят со страхом.

Внутренний локус

Другое направление, очевидное в процессе становления человека, относится к источнику, или локусу, выборов его решений или оценочных суждений. Индивид все чаще начинает чувствовать, что локус оценки лежит внутри его. Все меньше и меньше он ищет у других одобрения или неодобрения решений, выборов и стандартов, по которым надо жить. Он осознает, что выбор - это его личное дело; что единственный вопрос, который имеет смысл,- это «Полностью ли удовлетворяет и верно ли выражает меня мой образ жизни? «.

Я думаю, возможно, это самый важный вопрос для творческого индивида.

Очевидно, вы поймете меня лучше, если я проиллюстрирую это на одном примере. Я бы хотел представить небольшую часть записанной на пленку беседы с молодой женщиной, студенткой-выпускницей, которая пришла к консультанту за помощью. Вначале ее беспокоили очень многие проблемы, и она даже хотела покончить жизнь самоубийством. Во время беседы одно из чувств, которое она открыла в себе,- ее большое желание быть зависимой, а именно желание дать кому-либо возможность направлять ее жизнь. Она очень критиковала тех, кто не оказал ей достаточной направляющей помощи. Она говорила о всех своих преподавателях, с горечью переживая, что ни один из них не научил ее чему-то, имеющему глубокий смысл. Постепенно она начала понимать, что частично ее трудности были обусловлены тем, что как у студентки у нее не было инициативы при участии в занятиях. А затем идет отрывок, который я хочу процитировать

Я думаю, этот отрывок даст вам некоторое представление о том, что значит в своем опыте иметь локус оценки, находящийся внутри вас самих. Данный отрывок относится к более поздней беседе с этой молодой женщиной, когда она начала понимать, что, возможно, и она частично ответственна за недостатки в своем собственном образовании.

Клиент: Ну, сейчас мне интересно знать, не ходила ли я просто вокруг да около, получая лишь поверхностные знания и не занимаясь серьезно самими предметами?

Терапист: Может быть, вы ткнулись туда, ткнулись сюда, вместо того чтобы действительно где-то копать поглубже.

Клиент: Да-а-а. Вот почему я говорю… (Медленно и очень задумчиво ). Ну, с таким основанием это действительно зависит от меня. Я хочу сказать, мне кажется совершенно очевидным, что я не могу зависеть от кого-либо еще, кто дал бы мне образование. (Очень тихо ). Я действительно должна буду получить его сама.

Терапист : Вы действительно начинаете осознавать, что есть только один человек, который может дать вам образование; начинаете понимать, что, возможно, никто другой не может дать вам образование.

Клиент: У-гу. (Долгая пауза. Она сидит задумавшись ). У меня все симптомы страха. (Тихо смеется ).

Терапист: Страх? Это то, что пугает? Вы это имеете в виду?

Клиент: У-гу. (Очень долгая пауза, очевидно, борется со своими чувствами ).

Терапист: Вы не хотите сказать более конкретно о том, что имеете в виду? Что на самом деле у вас возникает чувство страха?

Клиент: (Смеется ). Я… угу… Не знаю наверняка, так ли это… Я имею в виду… ну, мне на самом деле кажется, что я - отрезанный ломоть… (Пауза ). И что я очень… я не знаю… в уязвимом положении, но я… гм-м… я вскормила это, и… это вышло почти без слов. Мне кажется… этому что-то… я разрешила выйти.

Терапист: Едва ли это часть вас.

Клиент: Ну, я почувствовала удивление.

Терапист: Как будто: «Ну, ради Бога, неужели я сказала это?» (Оба посмеиваются ).

Клиент: На самом деле я не думаю, что у меня раньше было это чувство. Я… э-э-э… ну, правда чувствуется, будто я говорю что-то, что действительно является частью меня. (Пауза ). Или… э-э-э… (Cовершенно в замешательстве ). Я чувствую как бы, что я… Не знаю… Я чувствую себя сильной, и, однако, у меня есть и чувство… я осознаю это как страх, чувство страха.

Терапист: То есть вы хотите сказать, что, когда вы говорите что-то такое, у вас появляется в то же время чувство страха того, что вы сказали, не так ли?

Клиент: Гм-м-м… Я это чувствую. Например, я чувствую это сейчас внутри… как бы вздымается сила или отдушина какая-то. Как будто это что-то на самом деле большое и сильное. И однако… э-э-э… это было почти физическое чувство, что я осталась в одиночестве и как бы отрезана от… от поддержки, которая всегда у меня была.

Терапист: Вы чувствуете, что это что-то большое и сильное, рвущееся наружу, и в то же время вы чувствуете, что как бы отрезали себя от любой поддержки, говоря это.

Клиент: Гм-м… Может быть, это… я не знаю… Это нарушение какой-то структуры, которая всегда связывала меня, мне кажется.

Терапист: Это как бы расшатывает структуру, ее связи.

Клиент: Гм-м… (Молчит, потом осторожно, но с убеждением ). Я не знаю, но я чувствую, что после этого я начну делать больше, чем, я думаю, мне надо делать. Сколько всего мне еще надо сделать! Кажется, нужно найти, как по-новому вести себя на стольких тропинках моей жизни… но, может быть, я увижу, что лучше справляюсь кое с чем.

Я надеюсь, что представленный выше диалог дает вам некоторое представление о той силе, которую чувствует человек, являясь уникальным существом, ответственным за себя. Здесь видна и тревога, которая сопровождает принятие ответственности. Когда мы осознаем, что «именно я выбираю» и «именно я определяю для себя ценность опыта», это и вливает в нас силы, и ужасает.

Читаем классику

Желание существовать как процесс

Мне бы хотелось выделить еще одну, последнюю характеристику этих индивидов, когда они прилагают усилия, чтобы открыть себя и стать самими собой. Дело в том, что, вероятно, их более удовлетворяет существование в виде процесса, нежели как застывшая сущность. Когда кто-то из них только входит в психотерапевтические отношения, то, вероятно, хочет прийти к более устойчивому состоянию: он стремится приблизиться к тому рубежу, за которым скрываются решения его проблем или где спрятан ключ от семейного благополучия. В свободе психотерапевтических отношений такой индивид обычно избавляется от этих жестко установленных целей и приходит к более верному пониманию того, что он не застывшая сущность, а процесс становления.

Один клиент в конце психотерапии в замешательстве говорит: «У меня еще не закончилась работа по интеграции и реорганизации моей личности: это лишь заставляет задуматься, но не обескураживает, особенно сейчас, когда я понимаю, что это - длительный процесс… Когда чувствуешь себя в действии, зная, куда идешь, хотя и не всегда это осознавая,- все это волнует, иногда огорчает, но всегда поддерживает дух».

В этом высказывании можно увидеть и веру в свой организм, о которой я говорил, и также осознание себя как процесса. Это личное описание того состояния, когда принимаешь, что ты - это поток становления, а не законченный продукт. Это значит, что человек - это текущий процесс, а не застывшая, статичная сущность; это текущая река изменений, а не кусок твердого материала; это постоянно изменяющееся соцветие возможностей, а не застывшая сумма характеристик.

Вот другое выражение той же самой текучести, или, иначе, текущего в данный момент существования: «Вся эта цель ощущений и те смыслы, которые я до сих пор обнаруживал в них, кажется, привели меня к процессу, который в одно и то же время и восхитителен, и пугающ. Кажется, он состоит в том, чтобы дать возможность моему опыту нести меня, как мне кажется, вперед, к целям, которые я могу лишь смутно определить, когда пытаюсь понять по крайней мере текущий смысл этого опыта. Появляется ощущение, что ты плывешь вместе со сложным потоком опыта, имея восхитительную возможность понять его все время меняющуюся сложность».

Заключение

Я старался рассказать вам о том, что происходит в жизни людей, с которыми мне посчастливилось быть в отношениях в то время, когда они боролись, чтобы стать самими собой. Я осмелился описать как можно точнее те смыслы, которые, кажется, вовлечены в процесс становления человека. Я уверен, что не только этот процесс происходит в психотерапии. Я уверен, что мое восприятие этого процесса не является четким или полным, так как его понимание и осмысление все время меняются. Надеюсь, что вы примете его как текущее гипотетическое описание, а не как что-то окончательное.

Одна из причин, почему я подчеркиваю, что это описание носит гипотетический характер, заключается в том, что я хочу, чтобы было ясно, что я не говорю: «Вот этим вам следует стать. Вот ваша цель». Скорее я говорю, что в этих переживаниях есть несколько смыслов, которые разделяли я и мой клиент. Возможно, описание опыта других может прояснить или сделать более осмысленным ваш собственный опыт. Я указывал, что каждый индивид, вероятно, задает себе два вопроса: «Кто я?» и «Как я могу стать самим собой?». Я утверждал, что процесс становления возникает в благоприятном психологическом климате: что в нем индивид сбрасывает одну за другой защитные маски, в которых он встречал жизнь; что он полностью переживает свои скрытые качества; что он обнаруживает в этих переживаниях незнакомца, живущего за этими масками, незнакомца, который и есть он сам. Я постарался дать описание характерных качеств появляющегося человека; человека, более открытого ко всем составляющим его организмического опыта; человека, у которого возникает доверие к своему организму как инструменту чувственной жизни; человека, который полагает, что локус оценки лежит внутри него; человека, который учится жить как участник текущего процесса, в котором в потоке опыта он постоянно обнаруживает свои новые качества. Это некоторые из тех составляющих, которые, я думаю, входят в становление человека.


Делия и Фернан: Мы просим тебя рассказать о человеке, так как этим словом называют всех существ, имеющих человеческий облик. Но поскольку их поведение нередко различается самым решительным образом, а интересы разнятся до такой степени, что благородное и доброе для одних является неблагородным и злым для других, то оказывается, что под человеческим обликом скрыты существенные противоречия. Кроме того, мы видим, что в нас самих порой преобладает одна часть нашей природы, а порой - другая. Иногда мы даже не знаем, какие возможности таятся внутри нас, а когда они обнаруживают себя, это становится для нас полной неожиданностью. Как направить эти наши различные "я" в нужное русло, чтобы они не замутняли наше сознание или, по меньшей мере, не разрушали нашу жизнь и не наносили вред другим?

У этого вопроса несколько аспектов. Одни мы затронем сейчас, а другие - чуть позже.

Прежде всего, стоит напомнить, что существо, которое мы называем человеком, строго говоря, не является ни единым, ни тем более однородным. И поскольку оно неоднородно по своей природе, мы не можем ожидать в его проявлениях постоянства и неизменности. Даже на чисто физическом плане порой возникают ситуации, когда одними и теми же словами называются вещи, тесно связанные, но все же имеющие различия. Если я, к примеру, произнесу слово "стул", в вашем воображении возникнет образ этого предмета. Но если я вас спрошу, является ли этот предмет горизонтальным или вертикальным, что вы мне ответите? Вы ответите, что у него есть и вертикальные, и горизонтальные элементы, и есть даже такие, которые не являются ни строго вертикальными, ни строго горизонтальными. К тому же, кроме неподвижных, в нем могут присутствовать и подвижные элементы, которые можно установить как вертикально, так и горизонтально. Согласитесь, что можно привести и другие характеристики: стул может еще состоять из жестких и эластичных элементов и т. д.

Так же нужно рассматривать и человека. На наших занятиях мы говорили о том, что все древние люди, рассматривая строение человека, делили его на различные, более или менее гармоничные, тела, своего рода "проводники", которые сознание использует для своего перемещения, в зависимости от необходимости и от накопленного опыта. И у нас в потенциале есть тела, которые нам предстоит использовать в будущем, когда позволит наша эволюция и когда у нас возникнет реальная потребность в них.

У древних египтян и древних индийцев мы почерпнули знания о семеричной структуре, согласно которым каждый человек в действительности состоит из семи тел. И поскольку эти тела находятся во взаимосвязи, действуя в семи различных измерениях или планах природы, для наглядности их можно представить как бы наложенными одно на другое, как чешуя или водолазный костюм. Повторяю, что это сравнение условно, но на первоначальном этапе оно поможет нам создать соответствующий образ.

Анатомия показывает, что различные системы физического тела, например нервная система и система кровообращения, очень похожи по форме и во многих местах переплетаются. Если бы мы могли идеально вычленить нервную систему, костную систему и систему кровообращения, то на первый взгляд они показались бы очень близкими по своему строению. Тем не менее, они различны, и если их тщательно исследовать, мы убедимся, что они коренным образом отличаются - настолько, что если бы мы не видели их вместе, то не смогли бы представить их в непосредственном взаимодействии, как это происходит в действительности. Для неопытного глаза место прикрепления мышцы к большой кости может показаться простой неровностью; проход артерии через мозг - одной из мозговых извилин; ответвление нервного узла, отвечающее за кровоснабжение определенной зоны, - чем-то похожим на волокно и т. д.

Это легко понять со смирением в сердце... Но если мы вдруг захотим все знать и наше тщеславие (в той или иной мере являющееся проявлением нашего подсознания) станет грубо толкать нас вперед, то, подобно стаду буйволов, мы проскочим мимо нежных цветов. И когда пыль и расстояние скроют их от нас, мы спросим: "А где же эти цветы?" И если цветы понимать как символ знания, станет ясно, как легко пройти мимо них, не заметив и даже - из лучших побуждений - растоптав.

Я советую вам, дорогие друзья, идти по жизни ровно, без лишней беготни и бесполезных остановок, как бы гуляя и наслаждаясь прекрасным пейзажем. В сущности, окружающая действительность именно такова.

Но вернемся к нашей теме. Итак, согласно древним учениям, которые мы принимаем - не потому что они древние, а потому что верные и потому что ни одна другая теория в нашем веке не отличается таким правдоподобием, - тот, кого мы называем человеком, состоит - "снизу вверх" - из семи тел: физического, жизненного, психического, ментального конкретного, ментального духовного, интуитивного и высшего, истинно духовного. Дадим более подробное объяснение каждого из них.

Физическое тело: запрограммированный "робот", совершеннейшая электротермодинамическая машина, которая, впрочем, представляет не бо/льшую ценность, чем любая другая машина. Наше "я" влюблено в него и отождествляет себя с ним, как порой мы отождествляем себя с нашим автомобилем или любимым животным. На физическом плане оно нам необходимо, но мы преувеличиваем эту необходимость, полагая, что оно будет полезно всегда и без него невозможно наше дальнейшее существование. Мы настолько отождествляем себя с этой машиной и придаем ей такое значение, что, как правило, верим, что от нее зависят все остальные наши функции и способности, не замечая, что они лишь отражаются в ней, точно так же, как в тормозящей машине отражается воля водителя остановиться.

Жизненное тело: еще один "робот", но состоящий не из материи, а из энергии. Это тело обуславливает взаимосвязь молекул и определяет их функции. Именно здесь происходят все явления, обобщенно именуемые жизненными, характеризующие объективную жизнь. Не надо быть искушенным экстрасенсом, чтобы ощутить его как своего рода прозрачный "двойник", копию физического тела. Вернее, это физическое тело является его копией. Тело умирает, именно когда этот "двойник" распадается (я имею в виду непосредственную причину смерти).

Психическое, или астральное, тело: еще один "робот", но значительно более "духовный". Это тоже своего рода "двойник", но состоящий из психической субстанции. Здесь находится источник наших поверхностных эмоций и чувств. Отсюда исходит множество импульсов нашей жизни, таких, как внезапный гнев или быстротечная радость. Это тело питается удовольствиями и отвергает боль, в прямом и переносном смысле. Находясь во власти иллюзий этого мира, оно испытывает чувства и само по себе является переменчивым, непостоянным, боязливым и коварным - не потому, что оно плохое, а вследствие необходимости "чувствовать", наслаждаться или вызывать наслаждение. Это основа секса и всех вожделений плоти. Оно постепенно растворяется после смерти, за исключением тех случаев, когда его существование продлевается слишком материалистичной природой человека либо состояниями глубокого "шока", последствия которых - в виде комплексов, тоски, привязанности - связывают физическую жизнь с последующим воплощением.

Ментальное конкретное тело, или тело желаний: продолжая наше "восхождение", мы встречаем этот "проводник", созданный из ментальной материи. Это основа нашего эгоизма, как разумного, так и излишнего. Корень глубинной радости и печали. Вместилище великих желаний, великой любви и великой ненависти. Это самое "низкое" из наших "Я". Все предыдущие тела остаются машинами. Им не свойственно какое бы то ни было осознание своего "Я", за исключением сопротивления разрушению. Последнее, по сути, является "инстинктом самосохранения", присутствующим во всех существах, в том числе и в тех, которые неверно называют неодушевленными предметами. Конкретный разум на самом деле - это не тело, но, будучи частью того, что находится "внизу", он является опорой для последующих и венцом для предыдущих. Его существование носит двойственный характер. Он и умирает, и не умирает, так как от одной жизни до другой от него остается ряд подпланов, которые определяют следующее воплощение и хранят опыт, помогающий нашему "Я" совершенствоваться. Это корень эгоизма, агрессии и страха. Кроме того, это эффективный двигатель всякого рода действий, и прежде всего тех, что носят "индивидуальный" характер. Это последний уровень нашей "частной жизни", в обычном понимании этого слова. Собственно ментальное тело: это наш Разум, наше "Я". Это то, что уже не является нашим окружением и дает нам осознание нашей индивидуальности и существования отдельно от существования других. В нем пребывают возвышенные, альтруистические мысли, великие идеи и математические абстракции. В нем покоятся, в ожидании своего времени, все наши героические мечты. Здесь сплетается нить, которая посредством воспоминаний соединяет самое лучшее, что остается от наших реинкарнаций, как в плане индивидуальном, так и в плане сознательного участия в коллективном. Это наше Сознание, внутренний голос, который нас вдохновляет или укоряет. Если в конкретном разуме пребывает наше любопытство, то собственно Разум является точкой опоры для наших диалектических вопросов и ответов, основой мистических откровений, приходящих тогда, когда обычные аргументы бессильны. Здесь рождаются и умирают все противоречия, которые мы можем постичь разумом.

Интуитивное тело: на этих "высотах" понятие "тело" употребляется лишь условно - не то чтобы здесь не существовали принципы организации, но на этом уровне действуют другие законы, которые мы не способны воспринять как принципы и цели, а можем только почувствовать интуитивно. Здесь обитает непосредственное Знание, находящееся за пределами рационального, еще не получившее своего развития на данном этапе эволюции человечества. В действительности то, что мы обычно называем интуицией, - это своего рода проявление интуитивного подтела, действующего внутри нашего ментального тела. Ведь, согласно традиционным учениям, каждое из этих тел состоит из семи подтел, которые как бы воспроизводят внутри него целое как единство его составных частей - наподобие концентрических колец, когда одни прочно вставлены в другие.

Духовное тело: место, где обитает Воля Бытия. Начало нашего непосредственного существования, выделенного из Космического Разума. Наше "Я" в своем высшем значении. Молчаливый созерцатель всех наших действий и конечный судья нас самих. Это Бог Платона и Павла в нас. Это Осирис-Ани египтян, который "ростом подобен богам".

Восточные источники, которые в наиболее полном виде дошли до нас и к настоящему времени наиболее глубоко изучены, обычно наделяют три высших тела аморфными характеристиками. Но дело просто в скудости наших бытовых языков, которые не могут в точности передать то, что выражали священные языки. Вследствие этого все метафизическое пропадает или теряет свое звучание, когда мы пытаемся охватить его нашим ограниченным разумом. Просто-напросто система высшей организации не поддается нашему пониманию, когда мы рассматриваем ее "снизу" при помощи ограниченного набора "инструментов". Точно так же для наблюдающего невооруженным глазом звездное небо - не более чем беспорядочное нагромождение звездочек-огоньков. Звезды, расположенные на расстоянии миллионов световых лет от нас, мы видим как бы в одной плоскости, но нам, тем не менее, кажется, что они недалеко. Все это так непостижимо, когда смотришь невооруженным глазом, что в конце концов мы ощущаем нечто вроде вращающегося хаоса у нас над головой.

То же самое происходит и в микромире, и студент, наблюдающий в микроскоп за сложной жизнью мириадов форм, воспринимает ее как пыль, без всякого смысла и связи. Но во Вселенной все разумно взаимосвязано и подчинено общей гармонии. Всюду, насколько хватает нашего понимания, это так, а если мы не можем понять чего-то, то это еще не основание для того, чтобы в это не верить.

Ассоциировать духовность с хаосом и случайностью - не что иное, как отрицать то, что недоступно нашему пониманию. Людям свойственно наделять все неизвестное сверхъестественными, фантастическими качествами. Но все подчинено чудесной гармонии благодаря Божественному Мыслителю, или Богу, как бы мы Его ни называли. Если Добро - это выбор лучшего, чистого и неподкупного; если Справедливость - это определение ценности каждой вещи в ее взаимосвязи с другими; если Порядок - это расположение каждой вещи в естественном для нее месте, - тогда Добро, Справедливость и Порядок - опоры этой прекрасной Вселенной, лишенной в своей сути каких-либо противоречий. Кажущиеся противоречия на самом деле являются движителями гармонии и условием функционирования Вселенной как единого целого. Тот, кто знает Цели, понимает Принципы. Как говорит "Кибалион", "что вверху, то и внизу".

Д. и Ф.: Но если мы признаем существование этой гармонии, почему тогда в нас уживается столько противоречий, что порой мы себя ощущаем и действуем как святые, а порой, напротив, нами управляют зло и эгоизм? Причем эти разные состояния могут разделяться и днями, и минутами.

Представьте себе эти тела в виде дома из семи этажей, связанных лифтом. Перемещающегося на лифте назовем в этом случае Сознанием. В зависимости от этажа, на котором оно остановится, перед ним открывается тот или иной вид, та или иная обстановка. Лифт направится именно на тот этаж, с которого поступил вызов, а не на другой, на котором он, возможно, остановится через несколько минут. Восточные мудрецы сравнивали сознание с обезьяной, прыгающей по одному и тому же дереву с ветки на ветку, почти не задерживаясь ни на одной из них. Например, если ваше сознание направлено на то, о чем я только что говорил, вы, в нашем примере со зданием, находитесь на четвертом или пятом этаже. Но если в эту минуту кто-то нанесет вам сильный удар, вы мгновенно переместитесь на нижний этаж, и на какое-то время синяк на теле может стать для вас самым важным местом в мире.

Д. и Ф.: Тогда получается, что сознание - это в некотором роде восьмое тело, которое, будучи подвижным, может посещать остальные тела и быть связующим звеном между ними?

Нет. Сознание - это не тело, которое является сложно организованной структурой. Сознание - это "Око Души" (соответствующее на Востоке восьмому аспекту Шивы), которое направлено в разные стороны. Сознание, в том виде, в котором мы можем его воспринимать и использовать, не состоит из материала, из которого состоят эти тела, а является своего рода подтелом, абсолютно подвижным, состоящим из ментальной субстанции. Повторяю, я имею в виду сознание в том смысле, в котором мы его воспринимаем и используем в обычной жизни. В действительности следует вести речь о семи типах сознания, но это выходит за рамки данной темы и намного сложнее нашего вопроса.

Д. и Ф.: Можем ли мы каким-то образом контролировать это сознание, чтобы не находиться постоянно в состоянии "разброда и шатания" под действием либо внешних факторов, либо внутренних переживаний.

Да, можем. Примечательно, что в нашем веке, когда психология была открыта вновь и были изучены с разных точек зрения причудливые полеты бабочки-Психеи, исследования еще до сих пор не установили принципиальное строение и устройство нашей тонкой части. И полученные знания служат лишь для "латания дыр" в отдельных "травматических" случаях, а не для того, чтобы предоставить обычному человеку возможность самоконтроля. Сами психологи, попадая в критические или затруднительные ситуации, ведут себя так, как если бы они занимались не психологией, а работали, скажем, часовщиками или астрономами. Это как сапожник без сапог: ведь, к примеру, мы меньше всего можем ожидать от механика, что он сможет починить собственную машину. Во всяком случае, далеко не всегда.

Таким образом, современная наука психология парадоксальна, и психологические исследования, за редким исключением, являются по сути лишь нагромождением запутанной терминологии. Юнг родился слишком рано, и те, кто сегодня изучает некоторые из его ценных идей, нередко подвергаются атаке со стороны прямолинейной, материалистической науки, которая трактует душу как эманацию тела, во всем неразрывно связанную с ним.

Но вы знаете простые и эффективные средства, благодаря которым, при условии большого желания и упорства, можно в значительной мере контролировать свои действия, чувства и мысли. Если каждый раз, перед тем как что-то сделать, вы спрашиваете себя, к какому плану в основе своей принадлежит это действие и какое тело "направляет" его, вы увидите, что не так трудно достигать самоконтроля исходя из самосознания. Об этом говорил Сократ, и он показал это на примере собственной смерти. А вам нужно доказать это собственной жизнью.

Например, если знаешь, что вспышка гнева вызвана возбуждением твоего эмоционального тела, над которым есть другое, отвечающее за разум; если видишь все "за" и "против" и ощущаешь, что все подчинено свету высокой духовности, - тогда вполне вероятно, что ты посмеешься над собственным гневом или, по крайней мере, подобно божественному Платону, не будешь ни действовать сам, ни судить других, находясь в состоянии раздражения. Поэтому внимательно наблюдайте за собой, изучайте себя и, если возникнут сомнения, обращайтесь к Учителям Мудрости, которые в своих учениях оставили золотые ключи к нашим деяниям. Спросите себя, к примеру: как бы действовал Сократ или Конфуций на моем месте? И свет озарит вас изнутри.

Д. и Ф.: Это так, но будем исходить из того, что мы молоды и не являемся ни Сократом, ни Конфуцием. Кажется, последний сетовал по поводу того, что ему не хватает еще ста лет жизни, чтобы понять некоторые из тайн природы, о которых говорится в И цзин. Как молодой человек, не обладающий достаточным опытом, может достойно справиться с такими ситуациями, при том, что молодости свойственна импульсивность поступков?

Это хороший вопрос. Но если вы перестанете отождествлять себя со своим телом и задумаетесь над тем, что ваш дух бесконечно стар и что ваше сознание перевоплощается в течение миллионов лет, накапливая свой опыт... Тогда какая, по существу, разница между молодым человеком 20-30 лет и стариком? Что значат эти небольшие годы в сравнении с огромным числом веков, которые вы прожили?.. Ваша Душа стара и знает, как справиться со множеством ситуаций. Если вы обратитесь к своей Душе, а не к новым формам своей нынешней личности, вы убедитесь в том, что в вас присутствует очень большой потенциал Мудрости. Усердное чтение классиков освежит эти воспоминания, и вы сможете сдерживать свои эмоции и желания, вместо того чтобы с легкостью отдаваться им.

Вы знаете, что любая форма жизни заключает в себе войну, иными словами, конфликт между ее составными частями. Как учит нас индийская Бхагавадгита, покинуть поле боя - значит повести себя низко, недостойно. Внутри самих себя необходимо вести бой со всем, что преграждает нам путь к совершенству. Достоинство - это естественное стремление к доброму и вечному. Достоинство как таковое - это не высокомерие и не смирение. Это способность определить нашему сознанию именно то место, которое оно вправе занимать в соответствии с долгим путем развития человечества. Так, выполняя свои обязанности, вы получите доступ к своим правам, будете вести правильную жизнь и не будете совершать действий, в которых пришлось бы раскаиваться впоследствии.

Я знаю, что постоянно применять все это на практике будет нелегко: мир полон развоплощенных человеческих сущностей, которые, обретая свою эфемерную физическую жизнь или движимые своими фантазиями, создают препятствия на пути. Но уместно вспомнить древнейшую мудрость, гласящую, что лучше пострадать от несправедливости, чем допустить ее. И поскольку (как утверждают стоики, которых вы так много читали) есть вещи зависящие и не зависящие от нас, вы почувствуете, что в практической жизни есть ситуации, которые вы не в состоянии изменить, но есть и другие, непосредственно касающиеся вас, на которые вы можете повлиять. В первом случае остается лишь ждать другого, благоприятного момента, а во втором - вступать в бой мужественно и активно, стараясь преодолеть трудности, не забывая, что, прежде чем победить в войне, приходится проиграть великое множество сражений.

Остерегайтесь также оказаться во власти чрезмерного стремления к совершенству, которое может заставить вас отказаться от вашей работы и достижений, помешать добиться оптимальных результатов. Каждый шаг вперед - правильный шаг, и необходимо иметь кроткое сердце, чтобы избегать неуместных сравнений с великими, чтобы наши усилия не сошли на нет после первых же поражений. Если вы не можете выстроить дворец из мрамора, возьмите, по крайней мере, бревна, чтобы построить небольшую хижину, где можно было бы жить, - это лучше, чем жить в чистом поле, как животные.

Итак, нам нужно настойчиво стремиться к духовным свершениям, но при этом не отчаиваясь и довольствуясь тем, чего мы достигаем, приложив все силы и все тепло своего сердца. Придут другие, более одаренные, которые продолжат наше дело, но наши усилия не пропадут никогда. Даже наш самый скромный внутренний шаг в сторону Добра в каком-то смысле является шагом всего человечества. Ни один человек не избавлен от ответственности за ход Истории, но, с другой стороны, никто не является хозяином Истории, ее собственником. Все мы должны творить ее понемногу, и лучшее начало - не то, что исходит из преходящих материальных ценностей, а то, что осуществляется на других, менее эфемерных планах сознания, неизбежно находя свое отражение в мире в должное время.

Если каждый день вы преодолеваете в себе хотя бы одно негативное побуждение; если каждый год справляетесь с одним пороком; если каждое десятилетие вам удается совершенствовать свой самоконтроль, - значит, вы творите Историю и своими действиями помогаете не только самим себе, но и всем людям. Даже один человек, который хотя и не владеет собой в полной мере, но все же умеет вовремя сдерживать свои агрессивные порывы в мыслях, словах и делах, который может верно и убедительно объяснить и себе и другим природу нашего поведения, который самой жизнью своей доказывает, что человек - это не мыслящее животное, что он принадлежит к другому царству Природы, который считает вопросы духа первичными по отношению к вопросам "спящего духа", или материи, - такой человек - это островок мира и согласия в океане катаклизмов нашего века, как и любого другого периода времени, подвластного материализму.

Материализм - это деспот, взгромоздившийся на голову миллионам, и все внутренне жаждут избавиться от него, отдают они себе в этом отчет или нет. Материализм продолжает существовать потому, что люди не знают самих себя, свое устройство, не знают Природу. Дайте людям пример настоящей культуры, понимая под культурой знания и их правильное применение, и тогда ваше дело не пропадет даром.

Простите, что я повторяюсь, но это важнейший вопрос. Перед лицом реальности и необходимости человеческого сосуществования один неграмотный человек, освоивший основы искусства познания себя и самоконтроля, стоит тысяч наших эрудитов в различных областях этого иллюзорного мира. Они без устали разглагольствуют о философии, о психологии и т. д., но при этом орудуют как простой дворник, который ничего другого не умеет, кроме как подметать, с той лишь разницей, что дворник свою работу делает хорошо. Окажись такие "знатоки" перед пламенем пожара, или красивым телом, или горой денег, и вы увидите, как они засуетятся, движимые импульсом желания, совершенно забыв о том, что они обладают "телом желания" и, следовательно, не делая ни малейшей попытки сдержать это желание или направить его на достижение благородных целей. Но тогда какой смысл в том, что они знают - или думают, что знают? Для чего все это?.. Это лишь пыль, сор, шелуха. Работать с такими "специалистами" бесполезно, а если мы и изучаем их "науки", то лишь для того, чтобы уметь их опровергать. Точно так же извлекают яд из змеиных зубов лишь затем, чтобы сделать из них противоядие и побороть силу самих змей.


Оригинал статьи находится на сайте журнала "Новый Акрополь": www.newacropolis.ru

на журнал "Человек без границ"

Добрых и отзывчивых людей любит весь свет. Чтобы стать таким, вовсе не обязательно быть ангелом во плоти, достаточно просто не совершать плохих поступков и стараться работать над своим характером. Множество людей задумываются над тем, что значит быть и ответ каждый ищет самостоятельно. Для всякого может оказаться своя правда. Данная статья призвана рассмотреть ситуацию внутреннего поиска личности и ответить на существующие животрепещущие вопросы.

Духовные потребности

Каждому из нас необходимо чувствовать себя важным и значительным. Нам мало просто хорошей работы или большого количества денег, а хочется признания со стороны окружающих, прежде всего своих талантов и способностей. Что значит духовным? Во многом это значит иметь возможность прощать, развиваться внешне и внутренне.

Безусловно, сюда же относится потребность делать добро, помогать нуждающимся. К числу духовных нужд относится желание изучать виды искусства и заниматься медитацией. Безусловно, молитва является мощной духовной составляющей. Пребывая в состоянии глубокого умиротворения, человек испытывает счастье. Медитация помогает восстановить душевные силы, обрести целостность внутри себя.

Что мы ценим в окружающих

Не секрет, что приветливые и доброжелательные люди больше располагают к себе, нежели хмурые и сердитые. Что значит быть Прежде всего, уметь радоваться. В широком смысле этого слова. Своим и чужим успехам, победам, свершениям, исполнениям мечты. Каждый из нас всегда подсознательно выбирает себе подходящую компанию для общения, но мало кто задумывается над тем, чтобы совершенствовать себя: избавляться от вредных привычек, менять характер, работать с имеющимися проблемами.

Если вы чем-то раздражены, постарайтесь сначала успокоиться, а уже потом приниматься за общение с людьми. В ином случае вы рискуете испортить отношения с близкими людьми и когда-нибудь полностью растерять друзей. Некоторые действительно не понимают, что значит быть человеком приветливым и улыбчивым, значит, этому необходимо учиться.

Стремление помочь тем, кто нуждается в помощи

Доброта, открытость, искренность всегда ценились. Случалось, что любящий человек делился последним куском хлеба с нищим или обездоленным. Заметьте, когда мы совершаем благое деяние, наша душа радуется. Вы можете почувствовать на себе, как тепло и приятно становится на сердце в данный момент. Конечно, чаще всего мы не придаем значения тому, что с нами происходит. А чудо: хочется быть еще добрее, радовать близких людей приятными сюрпризами. Именно в такие высокие минуты самопознания мы и понимаем, что значит быть нужным человеком. Ведь если ты хоть кому-то помог в этой жизни, значит, уже прожил ее не зря.

Умение прощать

Никогда не следует брать на себя роль Господа Бога и решать, кто достоин называться вашим ближайшим другом, а кого надо немедленно прогонять в три шеи. Время все расставит по своим местам. Жизнь мудрее нас, какими бы умными мы ни были. Она незаметно отводит от нас ненадежных людей и заменяет их новыми, тех, на которых можно положиться. Разумеется, в том случае, когда мы не препятствуем ее движению. Нужно всегда уметь радоваться тому, что имеешь на данный момент времени и уметь прощать тех, кто вовремя не отдал вам свои долги. Под последней фразой следует понимать не только денежный эквивалент, но и любое проявление добра, любви и нежности.

Никто другой не ответит вам, что значит быть человеком в полном смысле этого слова. Это необходимо понять самому, пройдя через некоторые трудности, испытания.

Уважение коллектива

Признание в своей сфере - неотъемлемый шаг в становлении гармонично развивающейся личности. Каждому, чтобы быть счастливым, нужно успешно самореализоваться в какой-либо области. Поэтому выбор профессионального пути - задача не из легких. Нужно очень четко представлять себе цели и стремиться к их достижению.

Люди хотят чувствовать, что то, чем они занимаются, необходимо другим. По сути, мы и находимся здесь затем, чтобы служить обществу посредством выполнения своей профессиональной задачи. Мы отдаем людям то, что можем дать, и получаем за это вознаграждение в виде денежных средств, уважения и благодарности. Причем получать признание со стороны коллектива не менее ценно, чем сами купюры. Вот что значит быть человеком.

Осознание своей индивидуальности

Позицию «Я - ценность» выбирает меньшинство людей, потому что не знают о ее удивительных свойствах. Что значит быть хорошим человеком? Нужно знать, в чем заключается твое предназначение, и честно его выполнять. Индивидуальность начинается со смелости задать себе вопрос: «Зачем я пришел в эту жизнь?» Когда ответ становится более-менее ясным, необходимо приложить максимум усилий, чтобы добиться значимых результатов. Что значит быть объясняется стремлением организовать жизнь так, чтобы во всем была четкая структура, порядок, ведущий к новым свершениям и победам.

Таким образом, вопрос, что значит быть воспитанным человеком, решается только благодаря осознанному пониманию, какими мы хотим быть и к чему стремимся. Все остальное не важно. Помните, что везде ценен, ему всюду открыта дорога. Он пройдет сквозь все преграды и победит, завоюет любовь публики и окружающих людей. Открытость порождает ответное доверие.

Через призму религии или посредством собственных размышлений, каждый из нас задумывался над тем, что значит быть человеком. Сухой академический язык обозначает слово «человек» как социокультурную единицу, способную мыслить, творить, работать, служить в армии, выходить на пенсию и умирать. Ничего личного, как говориться. Но самые пытливые из нас задумываются над своим духовным, личном и вселенском предназначении. Что значит быть человеком? Христианство говорит нам, что человек создание Божие, раб его, а вокруг «суета сует» и «нет смысла в жизни под солнцем». Коран дает примерно такие же толкования слову человек, предписывая строгий и размеренный алгоритм жизни. СМИ, транснациональные корпорации, политики и государство настоятельно уверяют нас, что быть человеком – значит покупать ненужные вещи, крутиться как белка в колесе, зарабатывать грошовые пенсии и голосовать за «Единую Россию». Но все это не то.

Что значит слово "человек"

Наиболее четкое толкование значения имени человек и его предназначения можно найти в книгах Гурджиева и Кастанеды, в Ведах и трактатах йоги. Изучив хотя бы часть перечисленных трудов, вы поймете, что быть человеком – значит иметь предназначение, путь и личную силу. Быть человеком – значит получить цельность, мировосприятие. Быть человеком – значит рассматривать жизнь как урок, как путешествие. Ведь можно жить так, как будто чудес не бывает совсем или так, как будто каждое мгновение и есть чудо. Если нет времени читать, то можно посмотреть фильм «Мирный воин» режиссера Виктора Сальвы. К тому же, фильм ответит на немаловажный вопрос: "что значит- сильный человек?".

Мы живем в обществе, представляющим собой целую суперсистему, поэтому очень важно знать и соответствовать многим критерием. Например, таким как интеллигентность, культурность и так далее. Стоит подробнее рассмотреть их.

Что значит быть культурным человеком

Культура представляет собой некий кодекс поведения в закрытом социуме. И нормы культуры могут разниться в зависимости от истории развития этого общества. Так, принятая в России фамильярность в отношении даже малознакомого человека, в консервативных обществах Европы будет расценена как небрежное отношении. Так, вы проявите свою некультурность. То есть, быть культурным человеком – значит соответствовать своим поведением нормам общественной морали конкретного социума.

Что значит быть интеллигентным человеком

Интеллигентным человеком всегда называли того, чей уровень образования выше большинства из представителей народа. Так, в имперские и советские времена интеллигентные люди образовывали целый класс – интеллигенцию. Интеллигенция включала в себя поэтов, литераторов, редакторов журналов и корреспондентов, а также часть богемы: актеров и театральных режиссеров. К ней редко причисляли академических ученых фундаментальных областей науки. Но если вы отнесете к интеллигентному человеку ученого физика-ядерщика, то ошибки здесь не будет. Само слово «интеллигентный» происходит от латинского intel-lego, что означает «познавать, мыслить, иметь представление о чем-либо». Исходя из этого, можно понять, что интеллигентным человеком в обыденной жизни называют умного, глубокомыслящего человека с тонким чувством культуры, что и отражается в его поведении в обществе и во взаимодействии с другим людьми.

Характеристика особенностей возникновения и развития Ренессанса. Изучение влияния изобретения наборного шрифта на развитие книгопечатания в Европе. Рассмотрение аспектов разложения интеллектуальной души. Анализ творений авторов эпохи Возрождения.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Министерство образования и науки Республики Татарстан

Альметьевский государственный нефтяной институт

Кафедра гуманитарных наук

По дисциплине философия

На тему: «Что значит быть человеком?»

Выполнил: студент гр. 6111

Дунаев А.О.

Альметьевск 2013 г.

Введение

Глава 1. Достоинство человека

I. Ренессанс

Глава 2. Дух рациональности

I. Разум и путь к познанию

ренессанс книгопечатание интеллектуальный

Введение

Мы живем в мире, созданном нами самими.

И.Г. Гердер

Познание самих себя, наше понятие о том, что значит быть человеком (как в качестве индивидов, так и в качестве членов группы), играет определенную роль в формировании нашего знания обо всем остальном. Не существует такой области знания, опыта или поведения (да и жизни вообще), на которую не оказывали бы влияния размышления людей о том, что есть человеческое бытие. Это обобщение, которое сделать легко. Понять, что люди думали и думают о человеческом бытии и увидеть, какое место занимают эти мысли в социальной жизни, требует большего усилия. Взгляды людей варьируются в пространстве и изменяются со временем, к тому же их мнения и знания бывает зачастую довольно трудно артикулировать в ясной форме. Даже сейчас разные люди придерживаются различных представлений о человеческой природе: достаточно представить различие взглядов эволюционного биолога, пишущего об «эгоистичном гене» и поэта, пишущего о влюбленной душе. Более того, существование этих различий во взглядах есть только начало трудностей, с которыми сталкивается человеческое самопознание. Примечательно, что с постижением человеческого бытия связан особый вопрос: люди одновременно выступают здесь и как познающий субъект и как объект, подлежащий познанию, как активный агент исследовательской деятельности и пассивный его предмет. Как может знание обернуться само на себя, чтобы стать знанием о познании? Что значит «познать самого себя» - слова, согласно легенде, высеченные над входом древнего храма в Дельфах?

В современной западной традиции существует устоявшийся ответ на подобные вопросы, и он имеет большое влияние. Это «научный» ответ, ? ответ, который утверждает, что люди - часть природного мира, и мы можем иметь знание (естественнонаучное знание) о них так же, как и о любом другом объекте природы. Такая картина мира предполагает наличие некой «человеческой природы», которую мы постепенно раскрываем посредством биологических, нейропсихологических, социологических, антропологических, экономических, географических и политических и т.п. исследований. Не существует непреодолимых трудностей, а имеет место поступательный прогресс в верном направлении. Некоторые оптимистически настроенные предрекают времена, когда, как они говорят, появится единая наука о человеческих существах; однако предшествующие попытки достичь единства под знаменами «логического позитивизма», «бихевиоризма» и «диалектического материализма» не увенчались успехом. Несмотря на подобный оптимизм, следует заметить, что нынешняя ситуация в науках о человеке такова, что в ней имеет место великое разнообразие точек зрения и серьезная нехватка междисциплинарного единства. Существует много различных социологий и психологий (во множественном числе); имеется заметное расхождение между антропологией культурной и физической; несогласие по поводу того, является ли первичным предметом исследования биологическая организация или язык и т.д. На протяжении столетий продолжают существовать различные образы мысли, различные утверждения о природе «науки» о человеке. Более того, картина заметно усложняется, если мы привлекаем к этому вопросу религию. Здесь уж точно имеется существенное расхождение взглядов: на одном полюсе спектра мнений? убежденность в том, что научное знание с необходимостью противостоит религиозной вере (стало быть, познание человека несовместимо с религиозными верованиями), на другом полюсе? разделяемая многими уверенность, что только религиозный подход позволяет достичь истинного знания о том, что значит быть человеком; а между этими двумя крайностями? целое море различных точек зрения.

Люди спорят об этих вещах. Интеллектуальное качество их аргументации заметно возрастает, когда у них есть историческое знание об источниках современных взглядов и о происхождении различий между ними. Историческое знание о том, что думали люди различных стран и эпох, позволяет нам не только понять корни наших собственных мыслей, но и расположить их в сравнительной перспективе. Историческое знание решающим образом определяет путь, на котором обретается смысл человеческого самопознания. Если мы хотим понять и объяснить источники различных образов жизни (социальной и личной), нам необходимо уяснить корни тех представлений, которыми мы осмысляем человеческое бытие. Это еще более важно в такой стране, как Россия, находящейся в центре очень динамичных социальных перемен и скачков между различными образами мысли. Знание истории должно придать российскому опыту необходимую перспективу.

Научное изучение человека в двадцать первом веке разделено по дисциплинарным линиям. Каждый ученый является обычно специалистом в своей узкой области - как например нейролингвистика, историческая география, экономика бизнеса и т.п. Когда современные пишут историю, они, тем самым, склонны писать историю своей сферы интересов, своей области, как если бы современные специальности были естественными сущностями, которые всегда представлены (по крайней мере потенциально) в социальной жизни. Историю психологической или экономической науки, например, обычно пишут, начиная с Аристотеля (если не раньше), и прослеживают ее затем до настоящего времени. В то же время, у самого Аристотеля не было никакого понятия о психологии, ни даже соответствующего названия. Даже Адам Смит, основоположник капиталистической экономической науки, писавший во второй половине восемнадцатого века, никогда не трактовал «экономику» в качестве дисциплины. Современные научные дисциплины являются именно современными. По большей части, они представляют собой социальные и интеллектуальные изобретения конца девятнадцатого и двадцатого столетия.

Если мы собираемся проследить историю современного обществознания, нам следует избрать способ изложения, выходящий за рамки современных дисциплинарных границ. Более того, история должна описывать и объяснять, как создавались дисциплины и подразделы знания, привычные нам сегодня, что является важной частью повествования. В процессе написания истории мы не должны принимать какой-то один взгляд на науку как само собой разумеющийся; нельзя также исходить из допущения, будто наше сегодняшнее знание, с его внутренним дисциплинарным делением, представляет собой кульминацию неотвратимого прогресса. И уж разумеется, историк, как и социальный критик, должен ясно осознавать, что даже само понятие прогресса допускает различные трактовки.

Глава 1. Достоинство человека

И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их.

Бытие (в версии Короля Джеймса, 1611).

I. Ренессанс

Возрождение замыслили ученые, политические деятели, художники и архитекторы пятнадцатого-шестнадцатого столетий. Они противопоставили себя недавнему прошлому и, вдохновляясь греческими и римскими образцами в поэзии, философии, искусстве, военном деле и гражданском обществе, гордо намеревались учиться у древних, а затем и превзойти их достижения. Последующие поколения уже полагали, что они освободились от средневекового мира и сумели наверстать упущенное по сравнению с античной культурой. К началу восемнадцатого столетия именно естественная философия (науки о природе) смогла в наибольшей степени вовыситься над наследием древности и, обнаруживая естественный закон во вселенной, отделить сознание Нового времени (modern) от языческих и христианских суеверий Темных Веков. Между тем зарождающийся промышленный капитализм, корни которого можно видеть еще в торговых городах-государствах Италии, Гамбурге, Амстердаме и Лондоне, создал основу для таких материальных условий, о которых древние не могли и мечтать. Историки девятнадцатого столетия, давшие Ренессансу его название, полагали, что именно этот период вдохновил современную цивилизацию и заложил ее фундамент. Они интерпретировали возрождение античной образованности (learning) как первую ласточку Нового времени (modernity).

Этот образ решительного разрыва со средневековым миром был вдохновляющим, но неточным. Очень немногие историки сегодня уверенно отождествляют Ренессанс с началом современности. Ведь основы Нового времени были последовательно и твердо заложены еще в сложной и разноликой христианской культуре тринадцатого столетия. В этом столетии св. Фома Аквинский (1224-1274) и другие схоласты ассимилировали античную философию (прежде всего аристотелевкую) в христианское богословие Отцов Церкви. Первые университеты - в Париже, Болонье, Саламанке, Оксфорде, а затем и в Лейпциге, Кракове, Вене - установили образцы преподавания и критического толкования, которые воспитывали в студентах уважение к обучению и аргментации. Надо отметить, что христианский мир далеко не был монолитен в вопросах веры, политической жизни, экономической деятельности и культуры; в особенности неверны предрассудки о том, что средневековая Европа пребывала в застое или была ограничена в способах самовыражения. В четырнадцатом столетии в Северной Италии поэт Петрарка, вслед за Данте и Бокаччо, превратил язык, построенный по римскому образцу, в то, что многие называли божественным искусством. Если смотреть севернее, то здесь готическая архитектура и ее производные процветали еще с двенадцатого столетия и сочетали инженерное искусство с высокой духовностью в соборах Кёльна, Реймса и Солсбери. Римское право уже было поднято с колен итальянскими, а затем и французскими комментаторами, которые искали единое и рациональное основание для гражданской власти. Все это и многое другое привело к тому, что ученые девятнадцатого столетия назвали Ренессансом, и что, в конечном итоге, определило лицо современного мира.

Однако произошли и глубокие изменения. В Майнце, приблизительно в 1450 году, Иоганн Гутенберг изобрел наборный шрифт и, тем самым, положил начало книгопечатанию в Европе; в 1492 году Колумб достиг земли, которую европейцы назвали Новым Светом, что имело колоссальные последствия как для европейского воображения, так и для экономики; а начавшаяся в 1517 году протестантская реформация лишила христианский мир Запада даже подобия единства. Мы также, несомненно, должны добавить к этому перечню становление новой естественной философии - Научную Революцию (хотя она была скорее сложной серией процессов, нежели отдельным революционным моментом).

Книгопечатание, географические открытия, Реформация в религии и Революция в науке были событиями, направленными вовне - коллективными достижениями, которые преобразили общий горизонт культуры. В то же самое время, это были события, направленные вовнутрь, во многом преобразившими человеческую веру, вкус и воображение. Виднейший исследователь культуры Ренессанса второй половины ХХ века, Пол Кристеллер полагал, что нечто новое появилось в человеческом опыте - некая «тенденция [авторов] относиться серьезно к своим собственным чувствам и событиям, мнениям и предпочтениям». Он усматривал истоки этой «атмосферы субъективности» в гуманизме - литературном движении, лежавшем в самой сердцевине той культурной трансформации, которая была посвящена восстановлению, переводу и воспроизведению древних текстов и древней учености. Как и подразумевает само слово «гуманизм», это было движение, поместившее человека в центр и воспевшее его способность (вдохновленную античными образцами) открывать в себе самом великие качества.

Но была ли преемственность идей, ценностей и верований от античной эпохи до Нового времени непрерывной? Можем ли мы быть уверены, что когда греки писали о душе, науке или добродетели, они подразумевали под этим то же, что и авторы эпохи Возрождения - уж не говоря о более поздних поколениях? Ни в древности, ни в эпоху Ренессанса не было эквивалента современному термину «наука» («the sciences»). Имело место соревнование за статус между различными видами знания, преувеличенный интерес к методу, дебаты о классификации различных ветвей систематического знания. Но разделения и классификации не были такими, как сейчас, и такие дисциплинарные категории как экономика или социология вообще не являлись отраслями знания. Традиционный учебный план состоял из семи свободных искусств (или наук - оба термина были в ходу). Основой служил trivium: грамматика, логика, риторика; дальнейшую ступень обучения составлял quadrivium: арифметика, музыка, геометрия, астрономия.

Восхищенные элегантностью древней латыни, а также моральной риторикой Виргилия и Цицерона, гуманисты наподобие Лоренцо Валлы (1407-1457) пропагандировали образованность как необходимое качество для тех, кто видит себя в качестве политических мужей и стремится снискать славу себе и своему народу. Гуманизм процветал в итальянских городах-государствах пятнадцатого столетия - некоторые из них, как например, Венеция или Флоренция, находились под республиканским правлением, в остальных по крайней мере желали, чтобы их государи управляли достойно, но и в тех, и в других все стремились объединить государство и гражданина под сенью добродетели и правосудия. В литературном жанре наставлений правителям сплетались воедино идеи об ученом человеке и пути к справедливому и процветающему государству. В конце пятнадцатого - начале шестнадцатого столетия гражданский гуманизм имел влияние уже по всей Европе: от двора Матиаса Корвинуса в Венгрии до двора Генри VIII в Англии. А в таких городах как Прага или Аугсбург новому знанию способствовали также банкиры и торговцы - они нанимали ученых, отправляли своих сыновей на учебу и заказывали свои собственные, полные достоинства, портреты маслом.

Упор в обучении студентов делался, прежде всего, на латинском (реже - греческом) словосложении и грамматических экзерцициях, основанных на наиболее почитаемых античных образцах. Наряду с грамматикой, неотъемлемой частью обучения были искусства поэтики и риторики, имеющие целью придать элегантность и убедительность языку и, тем самым, повысить социальное влияние (social presence) человека. Нравственное содержание классических текстов выдвигало на первый план вопросы, касающиеся благоразумия и правильного поведения. Тем самым гуманистическая образованность способствовала формированию людей определенного сословия в качестве ответственных деятелей, знающих, что естественно и правильно делать и чувствовать при тех или иных обстоятельствах. Такая образованность была предназначена для людей, живущих в этом мире; хотя всякое человеческое познание, в конечном счете, упиралось в вопросы веры и богословия. Тем временем практическая литература пыталась все шире обсуждать то, что люди ценят в своей личной жизни. Вся эта образованность, вкупе с её нравственными и религиозными аспектами, выстраивала картину человеческой природы. Именно в этом полном круге ренессансной учености и культурной жизни нам следует искать источники того, что позже стало называться науками о человеке. Интерес эпохи Возрождения к риторике и моральной философии предполагал не столько новизну идей, сколько новые формы жизни: постепенно акцент все больше смещался на значимость индивидуального, субъективного опыта и его связь с деятельной позицией человека в гражданском обществе. Возможно, именно это и следовало бы назвать базисом психологической и социологической мысли.

Образование и идеи не стояли на месте - в период позднего Средневековья и раннего Возрождения предпринимались инновации в преподавании логики, арифметики и музыки. Действительно неизменной оставалась лишь одна предпосылка: образование должно основываться на текстах, базовыми текстами должны быть античные, а главная роль преподавателя должна сводится к их экзегезе. Логические трактаты Аристотеля (384-322 до н.э.), в особенности Первая и Вторая Аналитики, были известны и преподавались в Западной Европе еще с двенадцатого столетия, и к 1400 году они обросли целым рядом комментариев, а на более высоких уровнях дополнялись исследованиями и неаристотелевских логик. В окончательном, наиболее полном виде работы Аристотеля на греческом языке были напечатаны между 1495 и 1498; корпус его логических трактатов получил собирательное название «Органон». Это издание стало основой для более поздних латинских текстов, комментариев и преподавания. Студенты изучали эти тексты систематически - не в последнюю очередь для того, чтобы уяснить логическую аргументацию, применяемую схоластами в области богословия, а также естественной и моральной философии. Дебаты об аристотелевской логике и ее релевантности по отношению к методу, с помощью которого приобретается знание, достигли апогея в шестнадцатом столетии, особенно в университете Падуи, где обучались сыновья венецианских патрициев. И хотя гуманистическое движение сколонялось к тому, чтобы сместить центр внимания в сторону от логики, последняя продолжала играть большую роль в учебных программах «грамматических» школ как важная часть подготовительного образования. На университетском же уровне упор делался на изучении наук, которые историки сегодня иногда называют studia humanitatis, или гуманитаристикой (humanities): grammatica, rhetorica, poetica, historia и philosophia moralis. Гуманитарные науки, впрочем, были более характерны для гражданской жизни при дворах европейских государей и в городах Европы, нежели чем для жизни университетов. Но и здесь, и там наиболее важной составляющей гуманистической образованности становилась моральная философия, несущая новый образ человеческого знания.

В эпоху Возрождения, так же как и в средневековых университетах, учеба готовила наиболее серьезных студентов к получению более продвинутого образования в рамках одной из трех высших профессий - на факультете богословия, права или медицины. И здесь на первом месте в преподавании была экзегеза, хотя этот метод не исключал критические комментарии и дебаты. В качестве фундамента образованности богословие было жизненно необходимо. Академические богословы, например, постоянно участвовали в дебатах по поводу того, какие сферы знания надлежит считать основнными на вере, а какие - основанными на разуме. Стоит еще раз подчеркнуть: то, что сегодня называют «церковью», фактически никогда не было монолитным институтом и не навязывало людям религиозную веру - скорее, сама человеческая природа конституировалась внутри христианских категорий понимания и практики, и только благодаря им. Тогда не существовало и в принципе не могло сущствовать ничего, что можно было бы назвать наукой, независимой от христианской культуры. Очень немногие люди, даже среди гуманистов шестнадцатого столетия, полагали, что разум способен возвыситься над верой. Этот шаг был сделан только в семнадцатом столетии, и только тогда мы можем обнаружить элементы мысли, которые кое-кто из последующих ученых (natural philosophers) надеялся превратить в знание, независимое от богословия.

Гуманисты-правоведы пытались восстановить римское право, отбросив комментарии, добавленные средневековыми схоластами. Они понимали свою работу как часть «гражданской науки» или «гражданской мудрости», как попытку упорядочить основания достойного правления, коренящегося в понятии ius gentium - общее правосудие цивилизованных людей. Существовало также духовное или каноническое право, а кроме того, на закон влияли обычаи и местные традиции, которые стимулировали закон развиваться через практику, как в английском обычном (common) праве. Дебаты в юриспруденции о таких понятиях как доказательность и дееспособность - вкупе с соотвествующими вопросами, касающимися личностного знания, личностной природы и личностного поведения (agency) - внесли большой вклад в систематизацию представлений о природе человека. Далее, мы должны отметить, что понятие закона природы (natural law - также и «естественное право»), которое является основной категорией современного научного объяснения, имеет, в сущности, юридические (равно как и богословские) корни.

Медицина - последняя по порядку, но не по значению - существовала как профессия, наиболее явно и прямо сфокусированная на природе человека. Она, как и право, сочетала схоластическое штудирование текстов со светскими, вполне материальными и практическими вопросами повседневной жизни. Как мы увидим, соединение теоретической учености и практического действия характерно (снова и снова) для пути, по которому развивались науки о человеке. Для значительного большинства людей, конечно, врачевание было не научной дисциплиной, но народно-домашней деятельностью, источником которой служило местное устное знание. Медицина в виде систематического знания преподавалась в университетах преимущественно на основе аристотелевских трактатов о природе человека, среди которых особенное значение имел текст, широко известный в латинском переводе как «De Anima» («О душе»). Большой авторитет имели также работы Галена, который творил в Александрии и Риме во втором столетии нашей эры. Арабские ученые, особенно Авиценна (ибн Сина, 980-1037), добавили к ним существенные комментарии и собственные новые исследования. Споры в шестнадцатом столетии между гуманистами, которые обращались к пересмотренным греческим текстам, и медиками (physicians), которые защищали средневековое и исламское наследие, создали богатую почву для размышлений о том, каким должно быть соотношении между чувственным опытом и авторитетом текста как средствами получения знаний. Велись также споры о том, является ли мозг или сердце центром жизненных сил, и в этих спорах использовался язык, полный ссылок на человеческую индивидуальность (кстати, те же обороты присутствовуют и в нашем современном обиходе, когда мы говорим «холодная голова» или «горячее сердце»). Предполагалось, что медики должны разбираться в телесных органах, гуморах и темпераментах, знать нарушения, которым они подвержены, а также причины, которыми они вызваны. Медицина, являясь по своей природе как философской, так и практической наукой, поместила человека в центр своего внимания. Народная медицина сделала то же самое, хотя и без систематического и формального осмысления того, что ей было известно о природе человека.

Не было даже одной дисциплины или хотя бы одного набора дисциплин, которые сосредоточились бы на человеческой природе таким же образом, как современные психологические и социальные науки. Скорее «человек» был вездесущим предметом изучения, и происхождение современного знания мы должны искать именно этой всеобщей погруженности мысли в жизнь человека. До появления современных дисциплин, представление о природе человека было рассеяно между предметами studia humanitatis и трех высших профессий. Оно же имплицитно присутствовало и в практической деятельности. Неслучайно поэтому, что историк не может найти четко очерченной научной дисциплины, соответствующей данному представлению. Человеко-ориентированной образованности было в избытке, и она охватывала собой не только материальный, но также моральный и духовный миры. Иногда в образовании напрямую обсуждалась природа человека (как в медицинских дебатах по поводу гуморов), иногда тот или иной взгляд на эту природу присутствовал имплицитно (как в комментариях к основаниям права), а иногда практиковалось неформальное ad hoc соединение того и другого (как в текстах по риторике).

Если мы сравним эпоху Возрождения с двадцать первым веком, то даже притом, что Ренессанс был очень религиозным периодом, мы сможем различить нечто похожее на решающий шаг к установлению светского мнения о человеческой природе и к принятию новой науки в качестве пути ее постижения. Это был шаг, акцентирующий величие человека, сделанный с энтузиазмом к такому образу жизни, где ценились бы земные достоинства людей, и с искренней верой в достижимость идеалов. Впервые то, что из себя представлюят люди, стало предметом, достойным изучения. Нельзя сказать, что все упомянутое полностью отсутствовало в средневековом обществе, но в пятнадцатом столетии этому стали придавать гораздо большее значение. Своего апогея такой подход достиг в знаменитой речи Джованни Пико делла Мирандолы (1463-1494) о достоинстве человека, которая представляла собой предисловие к набору тезисов, которые он надеялся предложить для публичного диспута в Риме в январе 1487. Однако вмешался папа Иннокентий VIII и некоторые из тезисов были осуждены как еретические. Пико, пылкий флорентийский философ и последователь Платона, поместил человека в центр всех вопросов, связанных со смыслом, ответственностью, свободой и красотой. С его точки зрения, место человека среди созданий Божих освещено не только Божественным светом, но сияет и собственным сиянием. И в уста Бога Пико вкладывает следующее обращение к человеку: «Ты же, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю. Я ставлю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобнее обозревать все, что есть в мире.» (цит. по «История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли» в 5-и тт. Т.1. с. 506-514 пер. Л. Брагиной)

Несмотря на всю риторику Пико, упор на человеческое достоинство был чреват внутренней амбивалентностью. В космосе Средневековья и Ренессанса род человеческий занимал низменное положение, ассоциировался с чем-то земным, изменчивым и тленным. Грехопадение Адама и Евы заковывало людей в оковы плоти и смерти. Параллельно тому как Пико воспевал блеск и величие человека, встречались образы и тексты, живописующие человеческое безумие, уныние, мучения и неизбежную смерть. Каждую строчку прославления и восхваления сопровождала гравюра, изображающая жнеца с косой, песочные часы или череп, своим мертвым оскалом передразнивающий человека. И все же человек представлялся самым значимым из сотворенных существ, балансирующим между духовным и сугубо материальным, между вечным и сугубо временным. Но в конце концов, разве не стал человеком Сын Божий и не обещал вечную жизнь даже после окончания времен? Так что когда Коперник поместил Землю на орбиту, философы не только опасались, что он лишил человека его центрального положения во вселенной, но и восторгались, что тем самым человек вознесен до небес.

Впрочем, сам по себе акцент на достоинстве человека мало что объясняет в наступлении нового времени (modernity). Действительно важным в этой перспективе является факт сопряженности человеческого достоинства с душой как с носителем знания - причем в особенности знания, полученного посредством чувств или, точнее сказать, опыта. Впрочем, этот тезис нуждается в уточнении, ведь еще последователи Аристотеля сформулировали часто цитируемый девиз: «Нет ничего в интеллекте, чего прежде не было бы в чувствах». Но ко второй половине семнадцатого столетия чувственный опыт приобретает гораздо более широкий охват, превращаясь в стандарт надежности знания. Этого никогда бы не произошло, если бы не вера в человеческие способности и не внимание к тому, каковы эти возможности. На первый взгляд кажется парадоксальным, что наблюдалось также и значительное усиление скептицизма, лучшим выразителем которого стал французский эссеист, seigneur и знаменитый мэр города Бордо Мишель де Монтень (1533-1592), предложивший своим читателям путешествие по области противоречивых притязаний познания. Но ведь внимание к чувствам как источнику знания шло рука об руку с возрастающим осознанием тех трудностей, которые встают перед идеалом достоверности. Авторы шестнадцатого века, когда перед ними вставала такая проблема, обращались к отчетам души касательно неё самой и её отношения к материальному миру как к средствам, с помощью которых следует производить оценку знаний. Тем самым деятельность индивидуальной души, непосредственно взаимодействующей с миром, была помещена в центр ученых исследований.

Любое рассмотрение специфических частей и качеств, которые писатели эпохи Возрождения приписывали человеку, должен начинаться с души, которая, по мнению этих авторов, является сущностью человеческой природы, тем началом, которое придает человеку его достоинство.

Душа представляла собой отнюдь не только богословское понятие, которое можно и нужно было бы исключить из истории современной науки. Средневековое христианство придавало драме бессмертного человеческого начала трансцендентное значение; оно не одобрило бы никакой философии, которая осмелившейся отрицать это начало. Надо отметить, что дискуссия о душе затрагивала не только проблемы духовных устремлений и бессмертия, но и вопросы о мирской природе души. К тому же, она служила поводом вспомнить языческих философов Античности. Ключевыми текстами служили работы Аристотеля, известные в латинском переводе под названием «De anima», а также собрание трудов, известное как «Parva naturalia» («Наименьшие части природных вещей»), включавшее, среди прочего, рассуждения о восприятия, памяти, вещих снах и старении. Анализ «De anima» оставался основным элементом академического обучения в течение всего шестнадцатого столетия. Преподаватели использовали этот текст, чтобы иллюстрировать аристотелевский способ объяснения. Именно из этого текста (наряду с «De sensu» из «Parva naturalia») были взяты термины для обсуждения того способа, которым разум приобретает знание. Философам было свойственно обсуждать такие вещи лишь до тех пор, пока было совершенно очевидно, что в результате никоим образом не будут затронуты вопросы, касающиеся бессмертной души. Ведь, в конечном счете, богословие оставалось высшей дисциплиной.

К шестнадцатому столетию «De anima» существовала в академических греческих вариантах, а также в новых латинских переводах, причем традиции коментирования у них были совершенно различные. Даже в то время велись споры о надлежащем переводе ключевых понятий, а уж в современном языке почти что невозможно восстановить ни значение самих аристотелевских понятий, ни их использование в период раннего Нового времени. Так, например, в одном из стандартных английских переводов (1931) к «De anima» было добавлено развернутое оглавление, где первая книга описана как повествующая «о достоинстве, полезности и сложности психологии». Однако выбор термина «психология» вводит в заблуждение. После краткого риторического пассажа, выдвигающего исследование души на передний план учености, Аристотель задается философскими вопросами о том, что мы должны понимать под душой, например, можно ли ее трактовать как действие без тела. Аристотель не упоминает чего бы то ни было, что можно назвать «психологией» (этого слова он вообще не использовал), а пишет, что «душа - причина или источник живущего тела... все природные тела - органы души». Действительно, более поздняя и широко используемая редакция английского перевода «De anima» тихо удалила ссылки на психологию. Вторая книга «De anima» обсуждает душу как жизненное начало, в терминах Аристотеля - форму, которая объединяется с субстанцией, чтобы создать сущность, называемую живым существом. Отсюда естественным образом вытекала тема экзаменации (в терминах средневековья) способностей, которыми должна обладать душа, чтобы сделать возможными прием пищи, воспроизводство, ощущение, движение и разумные характеристики человеческой жизни. Эта дискуссия была также одной из основных в рамках медицинского образования, поскольку в зависимости от того, как понимается душа, зависит понимание здоровья и болезни людей.

Далее Аристотель последовательно рассматривал чувства, а затем логически переходил от их возможностей, очевидных для обыденного опыта, к необходимым атрибутам души. Наконец, в Книге III, он переходил к рассмотрению отношения между такими видами деятельности души (природа действия была самостоятельной важной темой) как ощущение и рассуждение. В контексте этого рассуждения он рассматривал то, что в английском переводе именуется «разум» (mind). Такой подоход вызвал заметные разногласия, поскольку это затронуло горячо обсуждаемую проблему взаимоотношений между логическим рассуждением, обобщением и контингентной, специфически материальной реальностью ощущений. Ученые часто возвращались к этой проблеме, задаваясь вопросом, как связаны между собой интеллектуальная (рациональная) и органическая (чувственная) душа. В дальнейшем, они имели дело уже с христианским вопросом об отношении души к бессмертию - прежде всего не в логическом или эмпирическом ключе, но, скорее, в виде вопроса о том, каким должно быть надлежащее отношение между тем, что называется верой, и другими формами знания.

«De anima» был последним и наиважнейшим текстом для получения степени бакалавра искусств в большинстве университетов эпохи Возрождения. С одной стороны, это привязывало изучение природы человека к изучению природы животных: человек рассматривался как обладающий органической душой, возможно, более выского уровня, но по сути не отличающейся от души животных. С другой стороны, это возвращало исследование природы человека к трудым и, по сути, сугубо техническим философским и теологическим вопросам о единстве интеллектуальной души, способности к рассуждению и бессмертия. Так, например, ученые зачастую раскладывали интеллектуальную душу на две отдельных способности - рассуждение (reason) и суждение (judgement).

Тема души относилась как раз к той сфере, где ученые стремились найти посредующее звено между знанием о теле и верой в бессмертное начало. Это была область, подвешенная между земным, временным с одной стороны, и небесным, вечным - с другой. Благодаря американскому историку идей Артуру Лавджою, описавшему, как возрождалось античное понятие «великой цепи бытия», такое видение природы человека стало привычным и для современного читателя. Под «великой цепью бытия» понималась картина мира, построенного в виде иерархии сущностей, простирающейся от сугубо материального до предельно духовного. Человеческая душа, разделенная на органическую и интеллектуальную части, помещалась как раз посередине. Так что исследование души было центральным вопросом во всех смыслах этого слова.

Философы и медики оставили вопросы о бессмертии богословам и сконцентрировались на изучении души как природной сущности. Они не ставили вопрос об отношении между телом и сознанием в современном смысле, но пробовали понять, в терминах четырех аристотелевских причин (материальной, формальной, действующей и целевой), каким образом душа делает возможной все многобразие жизненных проявлений - от логического рассуждения до пищеварения. Они спорили по поводу многих проблем, некоторые из которых мы и сегодня признаем как современные. Не последним среди таких вопросов был вопрос о том, как ощущения внешних материальных объектов проникают в область воображения и представления (mental reasoning). Также оставалось неясным, каким образом душа приводит в движение тело. В качестве ответа на этот вопрос обычно пользовались метафорой, в которой уподобляли душу капитану судна: капитан не является субстанцией корабля, но корабль теряет управление (гибнет), если капитан отсутствует. Так, Франческо Пикколомини (1523-1607), философ из Падуанского университета, предположил, что душа обладает врожденными принципами рассуждения, которые позволяют оринетироваться в чувственных образах, подобно тому, как знание капитана ведет корабль между рифов.

Авторы эпохи Возрождения выдвинули множество утверждений и встречных контр-утверждений о душе. По большей части они находились в русле средневековой комментаторской традиции, унаследованной от Аверроэса (ибн Рушда - иберийского исламского ученого двенадцатого века) и Фомы Аквинского; идеи последнего вновь расцвели в период католической контрреформации в конце шестнадцатого столетия, особенно в Иезуитском Колледже Коимбры (в Португалии), как изощреный ответ и протестантам, и скептикам. Но гуманистическая образованность привнесла и новые источники, расставила новые акценты в учение о душе. Особенно заметный вклад сделали неоплатоники, рассматривавшие душу как средство, посредством которого человек становится единым со вселенной, единым с Богом и - поскольку в человеке тоже в некоторой степени отражается Божественная способность творить, - совершенствует свои человеческие качества. Флорентийские неоплатоники эпохи Ренессанса, при поддержке Козимо де Медичи, который покровительствовал философу Марсилио Фичино (1433-1499), переводили и изучали тексты как самого Платона, так и ранних христианских неоплатоников, добавляя к этому экзотический «коктейль» из еврейских, арабских и других источников. Все это поддерживало в шестнадцатом веке магический взгляд на природу, основанный на вере в то, что вселенная окутана сетью соответствий, которые связывают природу человека и судьбу отдельных людей в етественном мире. Один из учеников Фичино, изображая человеческую душу как одновременное проявление и божественного постоянства, и материальной изменчивости, назвал эту сеть «поистине узловым средоточием мироздания». Процветала и астрология и соотносящая человеческую судьбу с движениями небес. Изысканная нравственно-интеллектуальная риторика связывала макрокосм окружающего мира и микрокосм человека. Соратник Фичино по Флоретнийской Акажемии, Пико делла Мирандола писал, что «Бог-мастер смешивал наши души из тех же самых элементов и в той же самой чаше, где смешивал до этого астрономические (небесные) души». Часто воспроизводимая фигура с известного рисунка Леонардо указывает устремляет четыре распростертые конечности человека ко всем четырем углам мироздания, помещая, таким образом, человека в центр, но и оставляя его в контакте с той вселенной, в которой он живет. Это изображение отсылает к латинскому автору Витрувию, символизируя гармонию между человеком и миром, поскольку пропорции человека идеально соответствуют пропорциям мироздания. Те же самые гармонические пропорции лежат в основе архитектуры Ренессанса - в этом выражалось страстное желание человека воспроизвести в своих строениях эстетические принципы миросозидания.

Филипп Меланхтон (1497-1560), видный ученый и политический деятель, внедривший религиозные реформы Лютера в университеты центральной Европы, в своих часто переиздаваемых протестантских текстах увековечил аристотелевские темы (agenda). Однако в отличие от самого Аристотеля и гораздо более уверенно, чем большинство комментаторов, он не только утверждал бессмертие души, но и описывал душу больше в теологических терминах, нежели в принятых тогда терминах естественной философии. Он утверждал (как и некоторые католики до него), что человеческое знание ограничено первородным грехом до рамок чувственного восприятия - именно поэтому необходимо четко отличать такое ограниченное знание от несомненных фактов веры. Четко осознавая этот факт, он провел всеобъемлющее исследование функционирования как самих чувств, так и тела (опираясь в последнем вопросе на учение Галена), и тем самым заложил основы практической моральной философии в области страстей.

Ученое знание о душе переплеталось с повседневной жизнью. Для гуманистов действительно было очень важно, чтобы образованность носила практический характер, и именно поэтому они обращались к языку и риторике. В этом они также следовали за Аристотелем, который утверждал, что все человеческое поведение, как и активность животных, требует влечения (appetition), осуществления способности возможности души инициировать движение в соответствии с разумом, воображением или желанием. Это сулжило теоретической основой для предварительного осмысления того, что мы сегодня называем мотивацией, а также как для изучения нравственного и безнравственного поведения в повседневной жизни. В дальнейшем эта часть академических изысканий получила название моральной философии. Она оказалась областью, стремившейся объединить аристотелевское описание способностей души с языческим и христианским представлениями относительно того, какие действия считать правильными.

Авторитет Аристотеля - его часто называли просто «Философом» - задавал общий тон и тематику размышлений, хотя в семнадцатом столетии он зачастую вызывал критические комментарии, а порой и подвергался разрушительным нападкам. Натурфилософы утверждали, что физический мир не может быть понят в терминах аристотелизма. Такая позиция, естественно, влияла и на понимание души. Нападки на Аристотеля и на схоластику, которая с ним ассоциировалась, принимали самые разнообразные формы. Фрэнсис Бэкон (1561-1626) и Галилео Галилей (1564-1642) - два самых знаменитых родоначальника современного естествознания. Критика Бэкона была метологической - она основывалась на его убеждении, что ученость давно стала бесплодной, приверженной ложным «идолам», в то время как подлинная ясность проистекает из утверждений, основанных на опыте, и на выведении общих законов из единичных примеров. Критика Галилея была не только методологической, но и содержательной, и включала в себя его известные аргументы в пользу коперниканской системы мира, вера в которую поразила самое сердце средневековой аристотелевской естественной философии. Ученый следующего поколения, Рене Декарт (1596-1650) уже попытался систематически заменить аристотелизм новой метафизикой, (т.е. набором фундаментальных утверждений о действительности) - это была метафизика, сочетающаяся с новой, механистической философией природы.

Однако еще до всех этих нападок аристотелисты Возрождения изощренными путями пробовали описать, каким образом знание - включая знание о самом знании - соотносится с тем, что в нем познается. Это не было еще «проблемой познания», как ее понимали философы Нового времени. Проблема, скорее, заключалась в том, как понимать душу таким образом, чтобы можно было объяснить взаимосвязи между чувствами, памятью, воображением, представлением и суждением соответственно, а также разрешить вопрос о соотношении интеллектуальной души с движениями тела. Последняя проблема требовала ответов на вопросы о том, как возможно знание о мире (в противоположность интуитивным истинам веры), как души (minds) взаимодействуют с миром в своем поведении, и каким образом одна душа связывается с другой - как это бывает, например, в состоянии любви. Некоторое время спустя (после семнадцатого столетия) эти вопросы стали центральными для всей западной философии, получив известность как «эпистемологическая проблема» (т.е. проблема познания) и «психофизическая проблема» (т.е. проблема соотношения сознания и тела). Но это уже современные термины. А для последователей Аристотеля эти вопросы относились к области моральной и естественной философии души (которую некоторые ученые, начиная с конца шестнадцатого столетия, называли «психологией»), и эта область далеко не в полной мере совпадает с кругом проблем современной философии. Ученые эпохи Возрождения делили эту тематику на вопросы об органической и интеллектуальной душе; душе как форме жизненных процессов и душе как форме рассуждения. И для нас трудно теперь найти эквивалентные понятия. Собственно, нет никакого ясного способа отобразить современное понятие сознания (concsiousness) в аристотелевских терминах.

Глава 2. Дух рациональности

Есть два идеала нашего существования: первый? состояние великой простоты, где наши потребности согласуются друг с другом, с нашими силами и со всем, с чем мы связаны просто через организацию природы, без какого-либо действия с нашей стороны. Другой? состояние наивысшего совершенствования, где это согласие проявилось бы между бесконечно разнообразными и усиленными потребностями и полномочиями, через организацию, которую мы способны дать себе сами.

Фридрих Гёльдерлин, «Fragment von Hyperion» («Фрагмент из Гипериона», 1794).

I. Разум и путь к познанию

Немецкий поэт Фридрих Гёльдерлин (1770-1843), будучи студентом теологического факультета университета Тюбингена, проживал в соседстве с известными впоследствии философами Г.В.Ф. Гегелем (1770-1831) и Ф.В.Й. Шеллингом (1775-1854). Вдохновляясь идеями бескровной, но серьезнейшей революции в философии, которую произвел Иммануил Кант (1724-1804), а также разрушительной, но не менее серьезной Французской Революции, это поколение мыслителей выступило против науки о человеке в том виде, как она сложилась в XVIII столетии. Они предложили искать основание прогресса в врожденной активности и разумности человеческого духа. Как отмечал Гёльдерлин в комментариях к своей поэме «Гиперион», в конце XVIII века существовали две концепции человеческого идеала. Первым был идеал «естественной» природы, которая стремится к познанию и политической свободе («просвещению»), чтобы найти в них свое выражение и привести человеческую жизнь к совершенству. Второй идеал предполагал, что совершенство реализуется во времени посредством творческой активности человека, через деятельность выдающихся людей, через образование и через возвышение культурной жизни. Были ли эти два представления об идеале взаимодополняющими или несовместимыми? этот вопрос оставался открытым.

Именно второй идеал вдохновил новое немецкое поколение интеллектуалов, многие представители которого пытались показать рациональную структуру веры в то, что мир человека творится самим человеком. Их работа достигала высшей точки в учении Гегеля о человеческом прогрессе как о развертывании внутренней разумности мира, деятельности «духа» или того, что он называл «Абсолютом». Такой взгляд имел заметные последствия для истории культуры и общества, некоторым образом проникнув в более поздние формулировки как крайнего национализма (расизма), так и марксизма. (Это не означает, что именно он явился «причиной» упомянутых политических путей мысли.) На протяжении всей жизни Гегеля эта философия одновременно и отражала, и вдохновляла исключительно немецкие взгляды на философскую, академическую и художественную культуру (индивидуальную и общественную) как на цель и предназначение общественно-политической жизни. Как раз тогда, когда британские мыслители обратились к принципу полезности чтобы понять организацию социальной жизни, немецкие философы заговорили о том, что такой подход не затрагивает «реальных» ценностей вообще. Если сторонники утилитаризма описывали прогресс как увеличение человеческого счастья путем изменений условий жизни, то мыслители идеалистического толка описывали прогресс в терминах культурных достижений духа. Здесь покоится источник клише, распространенного среди немецких обществоведов как минимум вплоть до Первой Мировой войны: «цивилизацией» обладают и британцы, и французы, «культурой» же обладают только немцы.

Жизнь Гегеля по времени также совпала с расцветом Романтизма в искусствах и с появлением современных романтичных концепций о статусе государственности. Если целью авторов периода Просвещения было держать «зеркало» перед лицом человеческой природы, то авторы периода Романтизма предложили осветить дорогу «лампой» творческого гения. Это было различие в теориях познания, а не только в вопросах художественного стиля.

Отчасти романтизм явился реакцией против той разновидности науки, примером которой стало бентамовское сведение чувств к подсчету удовольствий и страданий. Характерная иллюстрация: английский художник Уильям Блэйк изобразил Ньютона, занятого парой компасов и повернувшегося спиной ко всему богатству природы. Художественное воображение обратилось к субъективному миру и провозгласило чувство источником всего, что является самым существенным для человечества. Английский поэт Уильям Вордсворт определил поэзию как «спонтанный всплеск сильных чувств». Писатели и художники истово верили, что язык и искусства? живопись, драма, музыка и поэзия? превращают субъективные смыслы в общую культуру. Другими словами, согласно учению романтизма, источник всего подлинно человеческого находится в творческой активности человеческого духа. Христианство, с его вниманием к путям души, полной божественных устремлений, было вполне знакомо с таким ходом мыслей, равно как с его языком и символикой. Однако к началу XIX в. люди уже трактовали сами искусства (а не религиозную деятельность per se) как средство, с помощью которого человечество дает наиглубочайшее выражение своему творческому духу. Искусства приобрели статус, который когда-то имела религиозная догма? они выступили как арбитр главных ценностей жизни. Такие культурные сдвиги, возможно, в большей степени повлияли на процесс перехода от трансцендентной системы ценностей к антропоцентрической, чем любые новые знания о физической природе.

Во времена Просвещения теория познания была эмпирической, или, как говорил Юм, «экспериментальной»; романтические и идеалистические теории познания покоились прежде всего на анализе духовной активности и разума. Это размежевание до сих пор проявляется в различном статусе эмпирических и теоретических форм аргументации в современных общественных науках, по поводу чего у континентальной европейской и англосаксонской школ есть заметные разногласия. В некотором смысле это можно обобщить так: если социальные теоретики континентальной школы пытаются базировать научное знание на рационально анализируемых первоначалах, то англосаксонские ученые больше склонны признавать за научным знанием эмпирическую основу. Хотя, конечно, различие между эмпирической и теоретической работой никогда не было и не могло быть четко определено.

Обсуждаемое различие хорошо проявляется в том, как авторы по-разному используют термин «наука» в словосочетании «социальная наука». В англоязычных странах на рубеже XIX-XX веков слово «наука» стало обозначать (часто, но не всегда) «естественную науку», или как минимум совокупность знаний, которая претендует на обладание той же объяснительной структурой, что и естественная наука (такова, например, позитивистская социология). Однако ранее в английском языке, а в языках континентальной Европы (включая русский) и по сей день, слово «наука» обозначало любое систематически сформулированного знание, опирающееся на рациональные основания и, таким образом, принимаемое за истинное. При данном подходе такие дисциплины как история искусств, филология и даже теология? науки (для сравнения: в современном английском языке они обозначаются термином «гуманитарные исследовнания» («humanities»)). Различное словоупотребление оставляет психологические и общественные науки в подвешенном состоянии. Таким образом, для англоговорящих людей, современные дебаты о том, является ли и в каком смысле социология наукой сводится к рассуждениям о том, объясняют ли социологи явления таким же образом как и представители естественных наук, и, в частности, устанавливают ли они знания методами, сопоставимыми с эмпирическими. В отличие от этого, французские, немецкие или российские социологи, исследуя природу своей области как науки, склонны задаваться вопросом, является ли социология формальной, рационально-обоснованной совокупностью знаний. Первая позиция связана с тенденцией эмпирического тестирования научных качеств социологии, вторая? с теоретической экспертизой последовательности и дедуктивной строгости социальной теории. Очевидно, эти позиции не являются взаимоисключающими? вовсе нет; но альтернативные акценты, закрепленные в институциализированной практике, достаточно реальны.

...

Подобные документы

    Причины возникновения Ренессанса в Западной Европе. Специфическая форма христианства в Европе. Общая характеристика философии эпохи Возрождения: Мишель Монтень, Томас Мор, Мартин Лютер, Николай Кузанский. Создание основ философии Нового времени.

    курсовая работа , добавлен 09.11.2010

    Изучение социально-философского содержания философии эпохи Возрождения и определение её гуманистической направленности. Исследование основных положений натурфилософии эпохи. Общий сравнительный анализ идей античной философии с идеями эпохи Ренессанса.

    контрольная работа , добавлен 27.04.2013

    Ключевые предпосылки возникновения философии эпохи Возрождения как периода перехода от Средневековья к Новому времени. Основные стадии и этапы становления эпохи Возрождения, ее отличительные и характерные черты. Главные носители идеологии Ренессанса.

    курсовая работа , добавлен 13.11.2014

    Исторические предпосылки философии Возрождения. Современные оценки роли гуманизма в философии эпохи Возрождения. Гуманистическая мысль Ренессанса. Развитие науки и философии в эпоху Возрождения. Религиозная мысль и социальные теории эпохи Возрождения.

    курсовая работа , добавлен 12.01.2008

    Предпосылки возникновения новой культуры. Общая характеристика эпохи Возрождения. Гуманистическая мысль и представители эпохи Возрождения. Натурфилософия эпохи Возрождения и ее яркие представители. Леонардо да Винчи, Галилей, Джордано Бруно.

    контрольная работа , добавлен 04.01.2007

    Общая характеристика эпохи Возрождения. Гуманизм, антропоцентризм и проблема личности в философии Ренессанса. Пантеизм как специфическая черта натурфилософии Возрождения. Философские и космологические учения Николая Кузанского и Джордано Бруно.

    контрольная работа , добавлен 14.02.2011

    Социально-экономические и культурные предпосылки развития западноевропейской философии эпохи Возрождения. Развитие науки в Западной Европе в этот период. Основные направления философии: гуманистическое, натурфилософское и социально-политическое.

    лекция , добавлен 19.12.2009

    Появление и содержание термина "Возрождение". Гуманистическая направленность и социально-философское содержание философии Возрождения. Направления развития натурфилософии этой эпохи. Взаимосвязь эпохи Ренессанса с возрождением идей античной философии.

    контрольная работа , добавлен 21.12.2011

    Исследование науки эпохи Возрождения и выявление предпосылок развития науки в период Ренессанса. Политические, социальные предпосылки развития науки, черты гуманистического мировоззрения. Вклад Леонардо да Винчи в разработку и обоснованию научного опыта.

    реферат , добавлен 12.04.2015

    Особенности культуры эпохи Возрождения. Особенности философской мысли деятелей периода Возрождения. Гуманизм. Натурфилософия. Никколо Макиавелли. Новые взгляды на общественную жизнь. Влияние Ренессанса на государственное устройство.

Похожие публикации