Процесс 193. Дело о пропаганде в империи

С другой стороны, значительной части общества реформы казались половинчатыми. Никаких политических послаблений царь не допустил, власть оставалась полностью сосредоточена в его руках. Такое положение дел не устроило интеллигенцию, а также радикальную молодежь из разных социальных слоев. Оформившееся общественное мнение требовало продолжения реформ, активисты стали переходить к нелегальным методам борьбы, которые вскоре обернутся террором. В стране постепенно складывалась оппозиция царизму.

На этом фоне крупнейшим политическим событием второй половины правления Александра II стало «хождение в народ». Оппозиционеры стремились распропагандировать крестьян и поднять их на борьбу с режимом. Тысячи молодых людей весной и летом 1874 года направились в деревни. Но крестьянство в целом отнеслось к пропагандистам холодно, это помогло полиции приступить к арестам по обвинению в антигосударственном заговоре. Масштаб задержаний был по тем временам колоссальным: всего было арестовано более 4 тысяч человек в 26 губерниях.

Правительство решило устроить показательный процесс и убедительно доказать обществу наличие заговора, а заодно и показать опасность революционных идей радикалов.

Следствие

Вопрос об организации суда над пропагандистами был решен на двух заседаниях Комитета министров в марте 1875 года. Власти постановили устроить публичный процесс, на котором, по их замыслу, должна была открыться «вся тлетворность изъясненных учений и степень угрожающей от них опасности». Революционные идеи министры назвали бредом фанатичного воображения и выразили уверенность, что «ходебщики в народ» не могут возбудить к себе сочувствия у общественности. Огромное число арестованных могло свидетельствовать о наличии масштабного антиправительственного заговора, в который было вовлечено несколько тысяч человек.

Впрочем, даже крайне консервативный публицист, член Государственного совета и будущий идеолог контрреформ Константин Победоносцев был не в восторге от действий жандармов.

«Нахватали по невежеству, по самовластию, по низкому усердию множество людей совершенно даром», - цитировал историк Николай Троицкий влиятельного сановника.

Постепенно число потенциальных обвиняемых сокращалось, из почти 4 тысяч человек, проходивших по делу, выделили 770. Но затем решили сократить и это число, поскольку суд над таким количеством революционеров было даже технически сложно провести, и часть арестованных переквалифицировали в свидетели.

Следствие шло очень долго как из-за количества обвиняемых, так и из-за не слишком эффективной работы следствия. Расследование продолжалось три года, все это время арестованные находились в тяжелейших условиях одиночных камер. Это катастрофически сказалось на здоровье революционеров: за время следствия 43 человека умерли, 12 покончили с собой, а 38 сошли с ума.

Одновременно с расследованием дела в стране прошли два других громких процесса над оппозиционерами. Так называемый «Процесс пятидесяти» над пропагандистами в рабочей среде разворачивался в феврале-марте 1877 года. Подсудимые, среди которых наибольшую известность получил Петр Алексеев, как и участники будущего «Процесса 193-х», обвинялись в создании тайного общества с целью свержения существующего строя. Ни один из подсудимых не признал своей вины и не просил о снисхождении и помиловании, а процесс был гласным и открытым, поэтому властям так и не удалось достичь главной цели - скомпрометировать революционеров в глазах общества. Напротив, процесс привлек внимание известных писателей: Тургенев, Некрасов и Салтыков-Щедрин отзывались о подсудимых с сочувствием. В итоге 10 человек были приговорены к каторге (сроки составляли от трех лет и четырех месяцев до 10 лет), максимальное наказание получил Петр Алексеев. Еще 26 человек были отправлены в ссылку в Сибирь, 10 революционеров получили небольшие тюремные сроки или принудительные работы, а трое были оправданы.

Второй процесс завершился еще в январе 1877 года и продлился всего лишь неделю. Судили участников первой в России демонстрации с политическими лозунгами, которая была напрямую связана с делом о «хождении в народ». Похороны одного из умерших во время предварительного следствия - уроженца Самары Павла Феоктистова - превратились в массовую акцию протеста. Проститься с арестованным за «хождение в народ» студентом 30 марта 1876 года пришли несколько тысяч человек. Именно после этого оппозиционеры и стали готовить первое публичное мероприятие, которое решили посвятить политическим заключенным царских тюрем. Подготовка сопровождалась ожесточенными спорами сторонников и противников открытого выступления, в итоге подготовка к акции была полностью провалена. На площади у Казанского собора 6 декабря 1876 года собралось около 400 человек, хотя оппозиционеры рассчитывали на несколько тысяч. Демонстрация была разогнана полицией. За участие в акции более 30 человек были арестованы, и уже через месяц прошел суд над 21 активистом, по личному распоряжению царя Александра II предварительного следствия было решено не проводить, а материалы первых следственных действий сразу передать в суд. Приговор для участников мирной акции оказался чрезвычайно жестоким: пять человек получили от 10 до 15 лет каторги, другие отправлены в ссылку или дальние монастыри. Максимальный срок получил Алексей Боголюбов (Емельянов).

Обвинение и начало суда

В окончательном виде обвинение 197 выжившим и не сошедшим с ума народникам было предъявлено только осенью 1877 года, то есть спустя три года после арестов. Все они были причислены к единому преступному сообществу, целью которого был заговор для «ниспровержения и изменения порядка государственного устройства».

Обвинительный акт бездоказательно клеймил «готовность многих пропагандистов к совершению всяких преступлений», инкриминировал им намерение «перерезать всех чиновников и зажиточных людей» и поносил их «учение, возводящее невежество и леность на степень идеала и сулящее в виде ближайше осуществимого блага житье на чужой счет», писал историк Троицкий.

Процесс начался 18 октября 1877 года, к этому времени умерли еще четверо народников. Всего на скамье подсудимых оказались 193 человека.

«Нас, всех женщин, сначала вывели из камер в нижний коридор женского отделения, а потом какими-то полутёмными проходами ввели в громадный коридор, где были уже мужчины. Всех мужчин выстроили правильной длинной колонной, по бокам которой выстроились жандармы с обнажёнными саблями; а женщин ставили по одной и между каждой - по жандарму, также с обнажённой саблей. Начальник конвоя прочёл грозную инструкцию, по которой мы должны были беспрекословно подчиняться всем распоряжениям конвоя, в противном случае имевшего право прибегнуть к оружию. По выполнении этой формальности мы двинулись подземным ходом в окружной суд, где должно было заседать Особое присутствие Сената. Большой зал заполнился подсудимыми и защитниками, так что для публики не осталось места», - писала одна из обвиняемых Анна Якимова.

Формально суд был открытым, в реальности же публика в зал попасть не могла, исключение было сделано только для нескольких родственников и журналистов.

Защита сразу заявила протест и потребовала переноса заседаний в более просторное помещение, но получила отказ. Обвиняемые бурно протестовали, в итоге они фактически отказались от участия в процессе, но перед этим решили устроить политический демарш.

«Подсудимые этого процесса сговорились выставить одного оратора и поручить ему сказать революционную речь, выработанную сообща. Выбор пал на (Ипполита) Мышкина, и он выполнил задачу с энергией и выразительностью, не оставлявшей желать ничего лучшего», - вспоминала одна из лидеров будущих народовольцев Вера Фигнер.

Мышкин свою речь, с полным текстом которой можно ознакомиться на сайте журнала «Скепсис», начал с ответа на вопрос о преступном сообществе, в принадлежности к которому обвиняли всех народников.

«Я отрицаю свою принадлежность к тайному сообществу потому, что я, как и многие другие товарищи, не только по заключению, но и по убеждению, не составляли нечто особенное, нечто целое, связывающее нас единством общей для всех организации. Мы составляем не более как ничтожную частицу в настоящее время многочисленной в России социальной революционной партии, понимая под этими словами всю совокупность лиц одинаковых убеждений, лиц, между которыми хотя существует преимущественно только внутренняя связь, но эта связь достаточно тесная, обусловленная единством стремления, единством цели», - сказал Мышкин. По его словам, царизм должен быть уничтожен социальной революцией.

«Можем ли мы мечтать о мирном пути, когда государственная власть не только не подчиняется голосу народа, но даже не хочет его выслушать; когда за всякое желание, несогласное с требованиями правительства, люди награждаются каторгою. Можно ли рассуждать при таком режиме о потребностях народа, когда народ для выражения их не имеет других средств, кроме бунта - этого единственного органа народа», - продолжал Мышкин.

Судья стал перебивать обвиняемого, требуя говорить по существу предъявленного обвинения. Мышкин парирует и требует открытого судебного разбирательства.

«Мы глубоко убеждены в справедливости азбучной истины, что света гласности боятся только люди с нечистою совестью, старающиеся прикрыть свои грязные, подлые делишки, совершаемые келейным образом; зная это и искренне веря в чистоту и правоту нашего дела, за которое мы уже немало пострадали и ещё довольно будем страдать, мы требуем полной публичности и гласности», - говорит он и добавляет, что суд превратился в пустую комедию.

После этих слов председательствующий судья требует вывести Мышкина из зала. Но товарищи оратора стали мешать жандармам, а Мышкин продолжил говорить. «(Суд - это нечто) более позорное, чем дом терпимости: там женщина из-за нужды торгует своим телом, а здесь сенаторы из подлости, из холопства, из-за чинов и крупных окладов торгуют чужой жизнью, истиной и справедливостью, торгуют всем, что есть наиболее дорогого для человечества», - успел сказать Мышкин перед тем как жандармы выволокли его из зала.

Ипполит Мышкин

Ставшего лицом «Процесса 193-х» Ипполита Мышкина Вера Фигнер называла одной из самых многострадальных фигур революционного движения. Родившись в семье унтер-офицера и крепостной, благодаря своим способностям Мышкин получил образование и высокооплачиваемую работу «правительственного стенографа». Он приобрел собственную типографию, чтобы выпускать книги для народа. Затем он познакомился с оппозиционерами и стал печатать нелегальную литературу. На след революционной типографии вышли жандармы, рабочие были арестованы, но Мышкина успели предупредить, и он бежал за границу. Там он задумывает освободить из сибирской ссылки главного революционного идеолога Николая Чернышевского. «В форме жандармского офицера он явился в Вилюйск, в котором содержался Чернышевский, и предъявил исправнику подложный приказ III отделения о передаче ему Чернышевского для препровождения в Петербург. Но исправнику показалось подозрительным, что предъявитель обошел высшую местную инстанцию - якутского губернатора, и он предложил Мышкину отправиться в Якутск, приставив к нему под видом провожатых двух казаков. Мышкин понял, что дело проиграно, и решил отделаться от навязанных спутников: под Якутском он застрелил одного из них, но другой ускользнул и успел скрыться», - Фигнер пересказывает легендарную историю, вряд ли имевшую под собой основания - Мышкину не инкриминировали убийства. Но достоверно известно, что оппозиционера арестовали в Вилюйске и, среди прочего, обвинили в антигосударственной пропаганде.

По приговору Мышкин получил 10 лет каторги, два года он отбывал наказание в Харькове, а потом был отправлен на каторгу в Кару (Забайкалье), где в тяжелейших условиях содержались политические заключенные. Еще по дороге к месту отбытия наказания Мышкину добавили 15 лет к его сроку за то, что сказал речь на похоронах Льва Дмоховского, которого тоже этапировали в Кару.

В 1882 году Мышкин и еще семь заключенных бегут с каторги; побег подробно описан в воспоминаниях революционеров. Мышкина задержали только во Владивостоке, когда он пытался пробраться на американский пароход. За неудачный побег ему прибавили к сроку заключения еще 6 лет. Но Мышкин не отказался от борьбы; он был одним из инициаторов голодовки 54 политических заключенных в Каре в 1883 году. Из-за этого его возвратили в Петербург, где сначала содержали в Петропавловской крепости, а потом перевели в Шлиссельбург.

«Почти десять лет прошли в переходах Мышкина из одного застенка в другой, и вот после всех мытарств и скитаний он попадает в самую безнадежную из русских Бастилий. Это превысило силы даже такого твердого человека, каким был Мышкин. Он решился умереть - нанести оскорбление действием смотрителю тюрьмы и выйти на суд, выйти, чтобы разоблачить жестокую тайну Шлиссельбурга, разоблачить, как он думал, на всю Россию и ценою жизни добиться облегчения участи товарищей по заключению», - писала Фигнер.

Мышкин бросил медную тарелку в лицо надзирателю. За это военный суд приговорил его к расстрелу. «Через ближайшего соседа Мышкин завещал, чтобы товарищи поддержали его общим протестом. Но тюрьма осталась неподвижной - она молчала: мы были так разобщены, что дальше одной одиночки завещание не пошло», - писала Фигнер.

Приговор по «делу 193-х»

После скандала с речью Мышкина власти решили разделить обвиняемых на 17 групп и судить их раздельно. В ответ заключенные бойкотируют суд, 120 человек официально отказываются присутствовать на судебных заседаниях. Их назвали «протестантами», оставшихся 73 обвиняемых, которые выразили готовность участвовать в заседаниях, в шутку называли «католиками».

Склонить общественное мнение на свою сторону правительству не удалось, несмотря на все пропагандистские ухищрения. «О том, что происходило в суде, распространились по городу самые неправдоподобные, но тем не менее возбуждающего характера слухи с партийной окраской. Некоторые сановные негодяи распространяли, например, слухи, будто бы исходившие от очевидцев, что подсудимые, стесненные на своих скамьях и пользуясь полумраком судебной залы, совершают во время следствия половые соития; с другой стороны, рассказывали, что подсудимые будто бы заявляют об истязаниях и пытках, которым их подвергают в тюрьме, но что жалобы их остаются «гласом вопиющего в пустыне» и т. п. Молчание газет и лаконизм “Правительственного Вестника” давали простор подобным слухам, которые в болезненно возбужденном обществе расходились с необычайной быстротой и всевозможными вариантами», - писал о процессе российский юрист Анатолий Кони.

Иллюстрация: Люба Березина

Корреспондент английской Times писал об абсурдности обвинений в антиправительственном заговоре: «Я присутствую здесь вот уж два дня и слышу пока только, что один прочитал Лассаля, другой вез с собой в вагоне “Капитал” Маркса, третий просто передал какую-то книгу своему товарищу».

Наблюдатели отмечали безукоризненную работу 35 адвокатов во главе с Владимиром Спасовичем. Они практически развалили обвинения, указывая на огромное количество противоречий в материалах следователей о едином заговоре. Из 193 обвиняемых сотрудничали со следствием и давали признательные показания в суде только трое.

В итоге приговор оказался значительно мягче, чем ожидалось. 28 человек были приговорены к каторге от 3 до 10 лет, 36 человек получили ссылку. Более 30 обвиняемым было зачтено предварительное заключение или они получили денежный штраф, а 90 человек – почти половина участников процесса – были оправданы. Но царь Александр II своим личным распоряжением для 80 из оправданных санкционировал административную высылку из Петербурга и Москвы.

Ни один из осужденных не подал прошения о помиловании.

На следующий день после приговора по «делу 193-х» революционерка Вера Засулич пришла на прием к губернатору Петербурга Федору Трепову и дважды в него выстрелила, тяжело ранив. Она мстила ему за публичное наказание для осужденного по делу о незаконной демонстрации Боголюбова - градоначальник в нарушение закона отдал приказ его высечь. Приговор по делу Засулич стал сенсацией - суд присяжных ее оправдал, общественное мнение было на ее стороне. А противостояние власти и оппозиции в России ужесточилось - в ближайшие годы революционеры перейдут от мирной пропаганды к террористическим методам ведения борьбы.

«Процесс 193-х»

18 октября 1877 года - 23 января 1878 года

«ПРОЦЕСС 193-х», «Большой процесс», - суд над участниками «хождения в народ» в Особом присутствии Правительствующего сената (Петербург) 18 октября 1877 года - 23 января 1878 года. Наиболее крупный политический процесс в царской России. Главные обвиняемые: И. Н. Мышкин, Д. М. Рогачев, П. И. Войнаральский , С. P. Ковалик. По процессу судились также А. И. Желябов , C. Перовская , Н. А. Морозов , М. П. Сажин, М. Ф. Грачевский, Л. Э. Шишко, М. Д. Муравский, Ф. В. Волховский, Л. А. Тихомиров, А. В. Якимова, М. В. Ланганс и др. Среди подсудимых было 38 женщин. Число арестованных по делу 193-х превышало 4 тысячи. Многие из них отбыли несколько лет предварительного одиночного заключения. К началу процесса 97 человек умерли или сошли с ума. Подсудимые были участниками не менее 30 разных (главным образом пропагандистских) кружков. Однако почти все они (177 человек) обвинялись в организации единого «преступного сообщества» с целью государственного переворота и «перерезания всех чиновников и зажиточных людей». Так как «Процесс 50-ти», который готовился одновременно, но прошел раньше, не дал властям желаемых результатов, гласность и публичность на «Процессе 193-х» были ограничены. Чтобы облегчить расправу над подсудимыми, суд разбил их на 17 групп для раздельного разбирательства дела. В ответ 120 подсудимых бойкотировали суд. Центральным событием «Процесса 193-х» была речь Мышкина, который обосновал революционную программу народников и заклеймил позором царский суд, приравняв его к публичному дому. Защита на «Процессе 193-х» была блестящей по составу (В. Д. Спасович, Д. В. Стасов, П. А. Александров, Г. В. Бардовский, А. Л. Боровиковский, В. Н. Герард, Е. И. Утин, А. А. Ольхин и др.) и солидарной с подсудимыми. Для поддержки обвинения были вызваны 472 свидетеля. Не в силах доказать заданное обвинение суд вынес приговор, очень мягкий сравнительно с тем, на который рассчитывало правительство: из 190 подсудимых (3 умерли во время суда) 90 были оправданы и лишь 28 приговорены к каторге. Однако Александр II санкционировал адм. высылку для 80 человек из оправданных судом. Перед отправкой на каторгу и в ссылку 24 героя «Процесса 193-х» передали на волю «Завещание» с революционным призывом.

«Процесс 193-х» дал сильный толчок освободительному движению в России. «Завещание» осужденных, речь Мышкина, отчеты о заседаниях суда стали оружием революционной агитации. Наряду с другими судебными процессами 1877-1878 годов «Процесс 193-х» ускорил переход народников от анархистского аполитизма к политической борьбе с самодержавием. Материалы процесса (главным образом речь Мышкина) обошли мировую печать и впервые возбудили интерес и симпатии широкой международной общественности к русскому освободительному движению.

Список подсудимых и приговор в окончательной форме:

Аверкиева (Прушакевич) Е. И. (1850 - после 1904) - ссылка в Сибирь; Аитов Д. А. (род. 1852) - засчитано предварительное заключение; Александров П. Э. (?) - оправдан; Александровский А. А. (род. 1851) - оправдан; Алексеева О. Г. (1850-1918) - оправдана; Андреева А. В. (род. 1849) - оправдана; Аносов Н. М. (род. 1850) - засчитано предварительное заключение; Ареопагитский И. И. (?) - оправдан; Аронзон С. Л. (род. 1854) - засчитано предварительное заключение; Артамонов А. К. (род. 1854) - засчитано предварительное заключение; Барков Н. М. (род. 1852) - засчитано предварительное заключение; Бенецкий В. А. (?) - оправдан; Биткин Н. P. (род. 1852) - оправдан; Блавдзевич И. П. (род. 1854) - засчитано предварительное заключение; Блавдзевич К. П. (род. 1852) - засчитано предварительное заключение; Бодяжин Р. А. (?) - оправдан; Божко-Божинский Г. Г. (род. 1851) - засчитано предварительное заключение; Бородулин Д. А. (род. 1855) - оправдан; Брешко-Брешковская Е. К. (1844-1934) - 5 лет каторги; Ваховская В. И. (род. 1850) - засчитано предварительное заключение; Введенский Н. Е. (1852-1922) - оправдан; Веревочкина М. И. (род. 1853) - оправдана; Виддинов А. И. (род. 1852) - оправдан; Виноградов С. И. (род. 1850) - засчитано предварительное заключение; Войнаральская Н. П. (род. 1853) - оправдана; Войнаральский П. И. - 10 лет каторги; Волкенштейн А. А. (1852 - после 1902) - оправдан; Волховский Ф. В. - ссылка в Сибирь; Воскресенский П. П. (род. 1852) - оправдан; Гауэнштейн И. И. (род. 1847) - засчитано предварительное заключение; Гвоздев М. Г. (род. 1850) - засчитано предварительное заключение; Гейштор М. Э. (род. 1855) - оправдана; Глушков И. И. (1849-1891) - оправдан; Глушков Н. И. (род. 1854) - засчитано предварительное заключение; Говорухо-Отрок Ю. Н. (1852-96) - засчитано предварительное заключение; Голиков Л. И. (род. 1851) - оправдан; Головин А. А. (1853-1919) - засчитано предварительное заключение; Голоушев С. С. (1855-1920) - засчитано предварительное заключение; Горинович Н. Е. (род. 1855) - освобожден от наказания; Городецкая В. Н. (род. 1858) - оправдана; Городецкий Л. С. (род. 1853) - засчитано предварительное заключение; Грацианов Н. А. (1855-1913) - оправдан; Грачевский М. Ф. - засчитано предварительное заключение; Гриценков М. А. (род. 1857) - засчитано предварительное заключение; Данилов В. А. (1851-1916) - засчитано предварительное заключение; Дегтярев С. Н. (?) - оправдан; Дическуло Л. А. (1847-1889) - оправдан; Добров И. И. (род. 1853) - засчитано предварительное заключение; Добровольский И. И. (1848 - после 1934) - 9 лет каторги; Дробыш-Дробышевский А. А. (1856-1920) - засчитано предварительное заключение; Духовской М. А. (род. 1852) - оправдан; Емельянов Е. Е. (род. 1842) - оправдан; Емельянов Н. И. (1852-1904) - ссылка в Сибирь; Ермолаева E. P. (род. 1851) - засчитано предварительное заключение; Жебунев В. А. (1847-1915) - оправдан; Жебунев С. А. (1849-1924) - ссылка в Сибирь; Желябов А. И. - оправдан; Жилинская О. И. (род. 1840) - оправдана; Жилинский Н. П. (1835-1877) - умер во время суда; Завадская E. P. (1852-1883) - оправдана; Зарубаев С. П. (род. 1848) - ссылка в Сибирь; Заруднева Л. Т. (род. 1856) - оправдана; Знаменский А. Е. (род. 1853) - засчитано предварительное заключение; Иванова С. А. (1856-1927) - ссылка; Кадьян А. А. (1849-1917) - оправдан; Каменьский Э. Ю. (род. 1843) - засчитано предварительное заключение; Кац M. H. (1853-1884) - засчитано предварительное заключение; Квятковский Т. А. (род. 1852) - 9 лет каторги; Кириллов И. С. (род. 1853) - засчитано предварительное заключение; Князевский П. Е. (род. 1852) - оправдан; Ковалик С. Ф. - 10 лет каторги; Козачек И. И. (род. 1849) - засчитано предварительное заключение; Комов А. И. (род. 1853) - оправдан; Корабельников С. И. (род. 1856) - оправдан; Корнилова А. И. (1853 - после 1938) - засчитано предварительное заключение; Костюрин В. Ф. (1853-1919) - ссылка в Сибирь; Кувшинская А. Д. (1851-1909) - засчитано предварительное заключение; Купреянов М. В. (1853-78) - ссылка; Курдюмов П. В. (?) - оправдан; Лазарев Е. Е. (1855 - после 1919) - оправдан; Ланганс М. В. - оправдан; Ларионов П. Ф. (1852-78) - ссылка в Сибирь; Лебедева Т. И. (1850-87) - засчитано предварительное заключение; Леонтьев А. А. (род. 1854) - оправдан; Лермонтов Ф. Н. (1847-78) - ссылка; Лешерн-фон-Герцфельд С. А. (1842-98) - ссылка; Ливанов А. И. (1850-1909) - ссылка в Сибирь; Литошенко Н. А. (?) - оправдан; Личадеев Н. А. (род. 1850) - оправдан; Ломоносов П. А. (род. 1856) - засчитано предварительное заключение; Лопатин В. А. (1848 - после 1917) - засчитано предварительное заключение; Лукашевич А. О. (1855 - после 1907) - ссылка в Сибирь; Любавский Ф. М. (род. 1855) - засчитано предварительное заключение; Макаревич П. М. (1851 - после1903) - ссылка в Сибирь; Максимов П. Д. (1853-1918)- оправдан; Малиновский А. А. (род. 1853) - оправдан; Махаев Н. М. (род. 1850) - засчитано предварительное заключение; Медведев И. И. (1850-78) - засчитано предварительное заключение; Мейер В. Я. (1851-84) - ссылка; Милоглазкин К. Р. (род. 1850) - засчитано предварительное заключение; Милоголовкин М. Н. (?) - оправдан; Мокиевский-Зубок С. В. (род. 1851) - засчитано предварительное заключение; Морозов Н. А. - засчитано предварительное заключение; Муравский М. Д. - 10 лет каторги; Мышкин И. Н. - 10 лет каторги; Неволин П. И. (род. 1856) - оправдан; Нефедов М. Д. (род. 1852) - оправдан; Низовкин А. В. (1851-79) - освобожден от наказания; Никитина М. Г. (род. 1857) - оправдана; Никифоров Н. С. (1850-1912) - засчитано предварительное заключение; Никольский И. И. (род. 1851) - оправдан; Овчинников Е. М. (1851-1912) - оправдан; Орлов М. А. (род. 1852) - засчитано предварительное заключение; Орлов П. А. (1856-90) - оправдан; Осипов В. А. (род. 1854) - засчитано предварительное заключение; Осташкин В. А. (1854 - после 1903) - ссылка в Сибирь; Павловский И. Я. (род. 1853) - засчитано предварительное заключение; Палимпсестов А. Я. (род. 1854) - оправдан; Панютина В. Н. (род. 1852) - оправдана; Перовская С. Л. - оправдана; Петропавловский Н. Е. (1853-1892) - оправдан; Покровский П. И. (род. 1845) - оправдан; Польгейм И. О. (род. 1856) - оправдана; Пономарев А. А. (род. 1853) - оправдан; Попов Н. М. (род. 1854) - оправдан; Потоцкая М. П. (род. 1851) - оправдана; Прозоровский А. И. (род. 1854) - оправдан; Прокопьев Г. Г. (род. 1844) - оправдан; Пумпянская Э. В. (?) - оправдана; Пыпин А. А. (?) - оправдан; Пьянков И. П. (1855-1911) - засчитано предварительное заключение; Рабинович М. А. (1857-85) - ссылка в Сибирь; Рогачёв Д. М. - 10 лет каторги; Рогачёва В. П. (1851-1890-е гг.) - оправдана; Румянцев Л. Д. (ум. 1878) - оправдан; Сабелькин В. И. (1857-1877) - умер во время суда; Саблин Н. А. (1849-81) - засчитано предварительное заключение; Сажин М. П. - 5 лет каторги; Сахарова О. И. (род. 1854) - оправдана; Семенов Ф. С. (род. 1858) - оправдан; Серебровский В. П. (?) - оправдан; Серебряков М. М. (род. 1852) - оправдан; Серышев Д. Н. (род. 1852) - оправдан; Сидорацкая (Ободовская) А. Я. (род. 1847) - оправдана; Синегуб С. С. (1851-1907) - 9 лет каторги; Скворцов Н. И. (род. 1851) - ссылка в Сибирь; Соколов Д. П. (род. 1853) - засчитано предварительное заключение; Соловцовский М. Г. (1851 - после 1890) - оправдан; Соловьев Т. А. (род. 1854) - оправдан; Софинский Г. А. (род. 1842) - оправдан; Союзов И. О. (1846-1904) - 9 лет каторги; Спесивцев И. Г. (род. 1836) - оправдан; Спесивцев M. P. (род. 1855) - засчитано предварительное заключение; Стаховский В. А. (1851-1917) - ссылка в Сибирь; Стопане С. А. (1857-1902) - ссылка в Сибирь; Субботина С. А. (1830-1919) - засчитано предварительное заключение; Судзиловская Е. К. (род. 1854) - оправдана; Супинская Е. В. (1853-79) - ссылка; Теплов Н. Н. (род. 1851) - оправдан; Терновский Г. Я. (род. 1857) - засчитано предварительное заключение; Тетельман Л. А. (1850-77) - умер во время суда; Тихомиров Л. А. - засчитано предварительное заключение; Траубенберг Л. Р. (род. 1855) - оправдан; Трезвинский И. Д. (1853-78) - засчитано предварительное заключение; Троицкий П. С. (род. 1852) - оправдан; Тушинская А. С. (род. 1849) - оправдана; Усачев В. А. (род. 1850) - оправдан; Фаресев А. И. (1853-1928) - засчитано предварительное заключение; Федорович Д. В. (род. 1851) - оправдан; Фетисов Ф. А. (род. 1848) - оправдан; Фетисова О. П. (род. 1844) - засчитано предварительное заключение; Филадельфов В. В. (род. 1855) - оправдан; Фишер В. Ф. (род. 1846) - засчитано предварительное заключение; Фомин Ф. В. (род. 1856) - оправдан; Франжоли А. А. - засчитано предварительное заключение; Чарушин Н. А. - 9 лет каторги; Чарыков А. А. (род. 1853) - оправдан; Чернявский И. Н. (род. 1850) - ссылка в Сибирь; Чудновский С. Л. (1849-1912) - ссылка в Сибирь; Шавердова М. А. (?) - оправдана; Шатилова В. А. (род. 1856) - оправдана; Шевырева О. Д. (род. 1854) - оправдана; Шишко Л. Э. - 9 лет каторги; Щеглов Г. А. (род. 1845) - засчитано предварительное заключение; Щепкин В. Н. (род. 1849) - засчитано предварительное заключение; Щиголев Л. М. (род. 1854) - засчитано предварительное заключение; Эдельштейн М. В. (род. 1839) - засчитано предварительное заключение; Эндауров Н. И. (род. 1838) - отрешение от должности и штраф; Юргенсон Н. А. (1855 - после 1954) - засчитано предварительное заключение; Юркевич Ф. И. (род. 1857) - оправдан; Якимова А. В. - оправдана; Янов А. Н. (?) - оправдан; Ярцев А. В. (1850-1919) - засчитано предварительное заключение.

Н. А. Троицкий. Саратов.

Советская историческая энциклопедия. В 16 томах. - М.: Советская энциклопедия. 1973-1982. Том 11. ПЕРГАМ - РЕНУВЕН. 1968.

Далее читайте:

Народная воля , революционно-народническая организация, образовалась в августе 1879 г.

Земля и воля , тайное революционное общество, существовало в 1870-е гг.

Петрашевцы , участники кружка М. В. Петрашевского (1827-1866).

Литература:

Стенографич. отчет по делу о революц. пропаганде в империи. Заседания Особого присутствия правительствующего Сената, т. 1, СПБ, 1878; Гос. преступления в России в XIX в., т. 3, (б. м., б. г.); Процесс 193-х, М., 1906; Письма участников процесса 193-х (публ. Р. М. Кантора), "КА", 1924, т. 5; К истории процесса 193-х (публ. К. Г. Ляшенко), "ИА", 1962, No 3; Финал процесса 193-х (предисл. Ш. М. Левина), "КА", 1928, т. 5(30); Антонов В. С., К процессу 193-х, "Вопросы архивоведения", 1961, No 1; Якимова A., "Большой процесс" или процесс 193-х, "КиС", 1927, No 8(37); Чудновский С. Л., Из давних лет. Воспоминания, (M.), 1934; Троицкий Н. A., Процесс "193-х", в сб.: Обществ. движение в пореформ. России, M., 1965.

B истории политических судебных процессов царской России мы должны уделить должное внимание так называемому про­цессу 193-х. Он известен также под названием «Большого про­цесса». Царское правительство подводило в этом процессе итоги своей борьбы с революционными народниками-пропагандистами.

Этот процесс был «большим» во многих отношениях. Число при­влекавшихся к дознанию было, по воспоминаниям современни­ков, огромным. Жандармы производили аресты в большом числе городов и населенных пунктах России. B Петербург были свезены арестованные из 37 губерний. Расследование дела длилось 4 года, т. e. такое продолжительное время, которое было необычным даже в истории политических процессов в России, не отличавшихся быстротой следствия. B предварительном заключении многие пробыли до четырех лет. Судебное рассмотрение продолжалось с 18 октября 1877 г. по 23 января 1878 г., т. e. более трех меся­цев. Ha этом деле жандармы, следователи, чины прокуратуры и судебного ведомства строили свои надежды на продвижение по служебной лестнице. Этим в значительной степени объясняется широкий объем деятельности по делу различных представителей власти. Однако несмотря на ©се старания собранные материалы недали возможности посадить на скамью подсудимых большинство из привлеченных к дознанию и вынести обвиняемым такие при­говоры, которые вполне отвечали бы желанию правительства.

Одна из обвиняемых по этому процессу, Якимова, сделала некоторые подсчеты. Часть привлеченных к суду обвинялась в нескольких преступлениях, но основная масса подсудимых обви­нялась в принадлежности к политическому обществу, ставившему своей целью ниспровержение в более или менее отдаленном буду­щем существующего в Российской империи государственного уст­ройства. Таких обвинямых было 175 человек. Следующее по чис­ленности место занимают обвиняемые в распространении проти­воправительственной агитационной литературы - 117 человек.

Автор воспоминаний о процессе 193-х рассказывает, что ра­бота пропагандистов началась во многих местностях с весны 1874 года. Пропаганда велась также путем распространения про­тивоправительственной литературы. Многие агитаторы работали по деревням. Аресты первых агитаторов начались еще ранее: уже 12 ноября 1873 г. были арестованы в Петербурге за пропаганду среди рабочих - Синегуб и Стаховский. Оба они были включены в число обвиняемых по процессу 193-x. K осени 1874 года было арестовано значительное число пропагандистов. Как и всегда в таких случаях, администрация держалась своей обычной тактики: лучше арестовать больше, чем меньше. Ho попытка создать еди­ное, огромное по числу участников дело по пропаганде в империи не увенчалась успехом. Многие из обвиняемых увидали друг друга впервые лишь на суде, они не входили в какую-нибудь об­щую организацию и не были связаны между собой ничем, кроме общих политических интересов. Искусственное создание большого процесса о пропаганде в империи по делу 193-х не остановило соз­дания других процессов о пропаганде: некоторые другие агита­торы, арестованные в это же время, были преданы суду по дру­гим процессам, например, по делу «Южнороссийского союза рабо­чих», по Московскому процессу 50-ти в 1877 году и др.

Царское правительство, предавая суду 193-х обвиняемых, ста­вило своей задачей возбудить против них общественное мнение тех слоев населения, на поддержку которых оно рассчитывало. Поэтому обширный обвинительный акт не отличается беспри­страстностью. Наоборот, он часто носит черты политического пам­флета и не один раз подчеркивает, что пропагандисты ставили своей целью разрушить частную собственность, семью, религию и науку. Так, например, обвинительный акт буквально утверждает следующее: «...учение, основанное на теории Бакунина, возводящее невежество и леность на степень идеала и сулящее в виде бли­жайше осуществимого блага жить на чужой счет, могло, конечно,

показаться заманчивым только для самой плохой части учащейся > молодежи, и, действительно, большинство завербованных пропа­гандистами в среде этой молодежи единомышленников представ­ляет из себя людей, занимавшихся чем угодно, только не науками, а потому и крайне легко относится к вопросу о выходе из учебных заведений».

Обвинительный акт начинается, так сказать, с исторической части, в которой он пытается охарактеризовать возникновение и развитие революционной пропаганды в России в начале 70-х го­дов. Было подчеркнуто влияние политической пропаганды на русскую учащуюся молодежь за границей и особенно в Швейца­рии. B то время там происходила борьба сторонников анархиче­ского учения Бакунина с последователями Лаврова, считавшего необходимым не прямой призыв к немедленной революции, а лишь такую пропаганду, которая разъясняла бы народу его по­ложение и подготовила бы его к революции. Обвинительный акт отмечает, что большинство пошло за Бакуниным, и объясняет это тем, что теория Лаврова требовала от агитаторов известной науч­ной подготовки, а Бакунин отрицал необходимость науки. Нельзя не признать такое утверждение упрощенным.

Обвинительный акт в своей исторической части не стесняется в средствах для обрисовки обвиняемых с худшей стороны. Так, например, без всяких доказательств и без приведения фамилий высказывается утверждение о «готовности многих пропагандистов к совершению всяких преступлений ради приобретения денег». Между тем такое обвинение было предъявлено лишь в двух случаях.

B другом месте обвинительный акт, также без всяких дока­зательств, говорит, что для обвиняемых «лишение ближнего собственности и уничтожение власти... есть настоящая формула осуществления, если не всеобщего, то их личного блага на земле».

Таким образом, дело пропагандистов характеризовалось как служение обвиняемых чисто личным интересам. Идя по такому пути, обвинительный акт голословно утверждает о сборе пропа­гандистами денег разными хитростями, которые придумывались для обирания доверчивых и добрых людей, в чем особенно отли­чались женщины, входившие в состав кружка. Эти выражения обвинительного акта ясно показывают пристрастный подход про­куратуры к процессу. He стесняясь в выражениях, обвинительный акт явно стремился наделить обвиняемых в государственных пре» ступлениях чертами уголовных преступников из числа воров и мошенников.

Правительство ошиблось в своих расчетах: использовать про­цесс 193-х в своих интересах и облить обвиняемых грязью ему

не удалось. Уже из самого обвинительного акта можно было видеть необоснованность попытки превратить политических об­виняемых в людей, которым дороги лишь их собственные ин­тересы.

Процесс 193-х не разработан в нашей историкололитической литературе, хотя несомненно заслуживал этого. B огромном ко­личестве томов делопроизводства по этому процессу имеется богатый материал для характеристики политических настроений в русском обществе в 1870-е годы. Среди привлеченных оказались многие из тех, имена которых встречались и позднее в других по­литических процессах, в том числе и в те годы, когда мирная про­паганда заменилась террором.

Среди многочисленных документов процесса 193-x, среди про­токолов допроса тех, кто позднее погиб на царской виселице, в Алексеевском равелине и в Шлиссельбургской крепости, мое внимание было привлечено к нескольким обширным бумагам за подписью Ипполита Мышкина. Он был арестован за попытку освобождения Чернышевского из Сибири и прошел «сквозь огонь и воду» многих царских тюрем: Трубецкого бастиона, каторжных централов близ Харькова, нескольких сибирских тюрем, Карий­ской каторги, Алексеевского равелина, Шлиссельбургской кре­пости, где и сложил свою голову, приговоренный к расстрелу за оскорбление должностного лица при исполнении служебных обя­занностей.

Заявления Мышкина представляют двойной интерес. Во-пер­вых, они дают материал судить о настроениях этого «неугомон­ного» борца против царизма и всего государственного строя, а во-вторых, они проливают некоторый свет и на условия зато­чения в Петропавловской крепости.

Результат всех обращений Мышкина к администрации кре­пости, к обер-прокурору Сената и пр. был один и тот же, и всегда отрицательный. Неудачи не смущали Мышкина. Есть основания думать, что на успех он и сам не рассчитывал. Повидимому, он развлекался самим процессом поддразнивания всех сатрапов, в руках которых была его свобода и которых он презирал, на­зывая их на судебном заседании, как говорилось выше, хуже, чем проститутками, торгующими не своим телом, а своей совестью. Так, например, получив отказ от коменданта крепости на пе­реписку с адвокатом и на получение книг для чтения из какой- нибудь частной библиотеки, Мышкин обратился с заявлением к товарищу обер-прокурора Сената. Этого блюстителя правосудия Мышкин спрашивал: «Можно ли человека, считающегося еще не­винным и находящегося в самом тяжелом заключении - в одиноч-

ном, - подвергать разным стеснениям, не имеющим ничего общего с целями правосудия» !.

Мышкин раскрывал перед прокурором, как низко расцени­вается «правосудие», когда подследственные, не знакомые с за­коном, лишались права искать юридической помощи у адвоката. Совсем иронически звучит заявление Мышкина к прокурору Се­ната указать ту статью закона, которая определяет размеры пись­менного заявления заключенного, так как комендант крепости поставил ему на вид, что он, Мышкин, пишет «слишком много, долго, не идуще к делу».

Конечно, осталась без удовлетворения его просьба прислать ему устав Петропавловской крепости.

Вероятно, в борьбе с тюремным безделием Мышкин занимался составлением заявления обер-прокурору Сената на тему о том, как извращается в правительственных целях христианское учение: «...Плох тот рай, в который гонят на цепи с жандармами; плохи те пастыри, которые не умеют снискать уважение пасомьгх... плохи; те защитники евангелия, любви, которые грозят неверующим им; тюрьмой и Сибирью!» .

Я не буду останавливаться на других заявлениях Мышкина. Их содержание, то сатирическое, то негодующее, находилось в со­ответствии с настроением не только Мышкина, но и других обви­няемых по тому же процессу. Оно находилось в соответствии и с настроениями передовой части молодежи. Плеханов вспоминал о возбуждении студенчества, о зажигательных речах, прокламациях, протестах, обращенных к министру юстиции .

У правительства не было уверенности в успехе обвинения. По­этому были приняты меры для проведения судебного разбиратель­ства в условиях наименьшей публичности. Ha этом основании процесс был заслушан в таком зале суда, где не оставалось места для широкой публики. Защитники обвиняемых в самом начале

судебного заседания заявили протест против разбора дела в зале таких размеров, которые фактически превращали процесс в неглас­ный. Ho не в интересах суда и правительства было придавать широкой гласности тот поединок, который должен был произойти в зале суда между обвиняемыми пропагандистами, с одной сто­роны, и государственным обвинением - с другой. Боязнь провала, опасение раскрытия недопустимых приемов розыска и следствия привели суд к решению отказать защите в ее требовании пере­нести рассмотрение дела в другое помещение. Этот отказ суда вызвал заявление обвиняемого Чернявского от имени подсудимых о непризнании ими негласного суда. B ответ на приказание пред­седателя суда вывести Чернявского из зала большинство подсу­димых встало с мест с криками о непризнании ими суда и напра­вилось к выходу, но жандармы загородили проход, и заседание суда было закрыто. B следующие дни заседания повторялись та­кие же бурные сцены протестов обвиняемых и увода их из поме­щения суда. Надо предполагать, что в целях облегчения борьбы с подсудимыми суд вынес и объявил решение разбить их на 17 групп и рассматривать обвинение каждой группы отдельно от других. Это вызвало новые протесты обвиняемых и отказ яв­ляться на суд.

Нередко эта энергичность протестов приводила членов суда в замешательство. Был даже случай, когда сенатор Петерс, пред­седательствовавший в особом присутствии Сената, сбежал со всем составом суда из зала, забыв объявить заседание закрытым. Он поручил судебному приставу объявить об этом подсудимым и за­щите. Конечно, это было нарушением обрядов и форм судопроиз­водства, и защитники требовали возвращения Петерса в зал судебного заседания. Впрочем, присяжные поверенные не проя­вили здесь должной твердости и пошли на компромисс, согласив­шись услышать от Петерса о закрытии заседания не в зале суда, а в совещательной комнате L

Трехмесячное заседание суда сопровождалось подобными ин­цидентами. Петерс оказался не в силах довести судебное следствие до конца и был заменен другим председателем. Ha стороне подсу­димых была их революционная решимость, жажда политической борьбы, готовность самопожертвования. B этом отношении осо­бенно выделялся Ипполит Мышкин. Он выступил с блестящей, уже известной нам речью с оценкой царского суда, который он сравнивал с публичным домом (см. § 8). Речи защитников пока-

зали неправильность предъявленных обвинений. B результате из 193-х обвинямых 90 человек были оправданы.

Особое присутствие Сената просило царя о смягчении им мер репрессии в отношении приговоренных к различным наказаниям, не исключая и осужденных к каторжным работам.

Эти ходатайства являются подтверждением необоснованности и раздутости предъявленного обвинения, но шеф жандармов Me- зенцов и министр юстиции Пален приняли со своей стороны меры, и ходатайства суда были удовлетворены лишь частично. Однако не обошлось без осуждения нескольких человек к каторжным ра­ботам на разные сроки вплоть до 10 лет. Ho даже смягченный при­говор был слишком суровой репрессией для тех, кто, полный эн­тузиазма, пошел в народ для пропаганды. Суровость наказания не устрашила осужденных пропагандистов. Им удалось из одиночных камер Трубецкого бастиона послать за границу и напечатать там в революционном журнале «Община» коллективное письмо - «Завещание товарищам по убеждению». Это был горячий призыв продолжать политическую борьбу, «итти с прежней энергией и удвоенной бодростью к той святой цели, из-за которой мы под­верглись преследованиям и ради которой готовы страдать до по­следнего вздоха» 7

Процесс 193-х имеет большое значение в истории расправы ца­ризма с его политическими врагами. Правительство предполагало одним ударом покончить с пропагандистами на пространстве всей империи. Ho несмотря на старания жандармов и чинов судебного ведомства, ему не удалось достичь этой цели. Собранные улики оказались большей частью недостаточными даже с точки зрения самих представителей власти. Тактика бойкота, примененная под­судимыми, их отказы присутствовать на суде еще больше затруд­нили работу суда.

Из приговоренных по этому процессу к каторжным работам несколько человек были направлены в каторжные централы близ Харькова. Это были Мышкин, Ковалик, Сажин, Виташевский, Ро­гачев, Муравский. Некоторые из них закончили отбывание каторги на Каре, а с Мышкиным нам придется встретиться в нашем очерке о Шлиссельбургской крепости.

Следует отметить, что значительное число оправданных по этому процессу подверглось административной высылке из сто­лицы, ссылке в различные места России. Таким образом, III от­деление совершенно не считалось с судебным приговором и pac- правлялось с теми, против которых трехмесячное судебное разби­рательство несмотря на все старания не смогло собрать доказа­тельств виновности .

Официальное название - "Дело о пропаганде в Империи") - судебное дело революционеров-народников, разбиравшееся в Петербурге в Особом присутствии Правительствующего сената с 18 октября 1877 по 23 января 1878 года. К суду были привлечены участники "хождения в народ", которых арестовали за революционную пропаганду с 1873 по 1877 годы.

18 и 26 марта 1875 г. Комитет министров империи специально обсуждал вопрос о подготовке процесса и нашел, что до сих пор борьбу с революционной пропагандой очень затрудняла «неизвестность размеров пропаганды» в обществе. «При такой неизвестности, – гласит высочайше утвержденный журнал Комитета министров, – нельзя ставить прямым укором обществу отсутствие серьёзного отпора лжеучениям; нельзя ожидать, чтобы лица, не ведающие той опасности, которою лжеучения сии грозят общественному порядку, могли столь же энергично и решительно порицать деятельность революционных агитаторов, как в том случае, когда опасность эта была бы для них ясна». Комитет министров выражал уверенность в том, что ни революционные теории, которые суть не что иное, как «бред фанатического воображения», ни нравственный облик «ходебщиков в народ», проникнутый неимоверным цинизмом, «не могут возбудить к себе сочувствия». Поэтому заключали министры, большой показательный суд над «ходебщиками» весьма желателен, и его должно устроить так, чтобы на нем была вскрыта «вся тлетворность изъясненных теорий и степень угрожающей от них опасности»

Начали готовить суд, и тут выяснилось, что жандармские власти, к негодованию даже К. П. Победоносцева, «нахватали по невежеству, по самовластию, по низкому усердию множество людей совершенно даром». Пришлось наспех «отделять овец от козлищ». Из многочисленной массы арестованных были привлечены к дознанию 770, а к следствию (после нового отбора) – 265 человек. В результате, следствие затянулось на 3,5 года. А тем временем подследственные находились в тюремных казематах, некоторые из них теряли здоровье и умирали (к началу процесса 43 из них скончались, 12 – покончили с собой и 38 – сошли с ума).

Осенью 1877 г. заключенным вручили обвинительный акт: суду предавались 197 наиболее опасных «крамольников». Из них ещё четверо умерли, не дождавшись суда. Процесс был учинен над 193 лицами.

В обвинительном акте по делу «193-х» две сотни участников почти 40 кружков признавались членами единого «преступного сообщества», сложившегося в исполнение всероссийского заговора. Все «сообщество» обвинялось в том, что оно готовило «ниспровержение порядка государственного устройства», обвинительный акт указывал ни их «готовность к совершению всяких преступлений», инкриминировал им намерение «перерезать всех чиновников и зажиточных людей» и поносил их «учение, сулящее в виде ближайше осуществимого блага житье на чужой счет». Устроители процесса надеялись, что такое обвинение (если суд поддержит его, в чем власти не сомневались) ужаснет общество.

Хотя подсудимые состояли в большом количестве различных организаций, большинство из них привлекалось как организаторы единого тайного революционного сообщества. Главными обвиняемыми стали С. Ф. Ковалик, П. И. Войнаральский, Д. М. Рогачёв и И. Н. Мышкин . Мышкин обвинялся также в попытке организации побега Н. Г. Чернышевского из Вилюйска, где тот находился в ссылке. Общее число арестованных по делу достигало четырёх тысяч человек, однако многие ещё до суда были сосланы в административном порядке, часть была отпущена за отсутствием улик, 97 человек умерли или сошли с ума.

Боясь общественного резонанса, сенат постановил провести процесс при закрытых дверях. Кроме того, подсудимые были разделены на 17 групп. Это вызвало протесты со стороны защиты и обвиняемых, около 120 человек пытались бойкотировать суд.

Наиболее интересным моментом суда явилась речь Мышкина, в которой он подробно рассказал о причинах и задачах революционного движения, а также обвинил суд в необъективности и некомпетентности, назвав его «домом терпимости». Эта речь была нелегально издана и распространена.

Процесс получил широкую огласку не только в России, но и за границей; произошло несколько скандалов, связанных со слабостью доказательной базы и обвинениями в необъективности суда. Например, корреспондент «Таймс» демонстративно уехал после второго дня суда, заявив: «Я присутствую здесь вот уже два дня и слышу пока только, что один прочитал Лассаля, другой вёз с собой в вагоне „Капитал“ Маркса, третий просто передал какую-то книгу своему товарищу».